Взгляд синих глаз и влекущ
и небрежен.
Ход роковой конём
неизбежен:
снится тот взгляд королю.
Вот и безудержность чья-то,
безбрежность…
В формулу нашу закралась
погрешность:
странное слово «люблю».
* * *
Вянут флоксы и душно, и сладко,
август дыней медовой созрел.
У меня, как всегда – всё в порядке,
у тебя, как всегда – беспредел.
Жжёт костры уходящее лето,
щедро в топку швыряет листву.
Ты по-прежнему с кем-то и где-то,
я по-прежнему – просто живу.
Снова густо стрекочет кузнечик,
будто лето ещё впереди!
Я поверю в кузнечика речи —
ведь тебе он не противоречит!
Знать бы точно – чёт или нечет,
взять бы лето в бессрочный кредит!
* * *
Губернский город.
Пыль корявых улиц.
По уши в землю вросшее окно.
Смешок кокетливый
провинциальных умниц
и фантазийное заката полотно.
Здесь я когда-то жил.
Расхаживал неспешно,
уверенный, что жизни нет конца…
Здесь вновь весна,
здесь вновь цветёт орешник!
Но моего не узнают лица.
* * *
Да, ждала тебя так долго,
что, дождавшись, и не рада.
В сердце холодно и колко,
как в предвестье листопада.
Желтизна коснулась листьев —
сколько краски у разлуки!
В безразмерности пространства —
километры, годы, муки…
Нет, не встретились с тобою.
Тихо-тихо снег ложится.
Тихо-тихо, бело-бело.
Я хочу в нём раствориться.
* * *
Догорают уставшие свечи,
в окна смотрит задумчивый
вечер,
и меня обнимает прохлада.
Я представлю, что ты —
где-то рядом,
и, обманчивой мыслью согрета,
просижу у окна до рассвета.
Но предчувствия колкие смутно
пронесутся, как лунные тени,
и настанет хмурое утро
с осознанием ясным потери.
* * *
Есть в осени печальной благодать,
когда мир замер,
и природа стынет,
когда зеваем беспрерывно —
тянет спать! И сон
в тепле домашнем
слаще спелой дыни.
Когда дрожат озябшие листы,
и в сердце вызывают состраданье
пожухлая трава, и голые кусты,
и тоненький ледок
на лужах утром ранним.
От слёз осенних пухнут облака,
рябит,