Но вот, наконец, мы и на бабушкиной улице. В самом ее начале.
Почему брат опять остановил машину?
– Выгружайся. Приехали.
– Почему? – недоумеваю я. – До бабушкиного дома еще далеко.
– Ты видишь, какая трава? Бампер снесем.
И мы вышли в траву.
Сколько раз я рисовала в воображении и эту картину: приезжаем в бабушкину деревню, и я бегу за огороды – вот где трава так трава! Когда-то я в ней утопала с головой, даже страшно становилось: а вдруг заплутаюсь, и меня не найдут?! Но сейчас-то, сейчас она мне будет просто по колени. И пойду я по ней уже без страха, а только испытывая радость, а потом упаду и буду смотреть в небо…
И вот оказалось, что трава – это не всегда хорошо. Одно дело, когда она за огородами. Но когда она поглотила собой проселочную дорогу, да что дорогу – всю улицу… когда мешает идти, настойчиво цепляясь за ноги…
Мы шли, преодолевая это сопротивление. Мама недоумевала:
– Господи, да по родной ли улице я иду? Бывало, мы здесь не ходили – летали…
Все было не так, но я говорила себе: подожди, вот сейчас придем к бабушкиному дому. Зайдем во двор… Помнишь, ты бегала там когда-то в розовой кофте?
Ах, эта розовая кофта! Было ли для меня в детстве что-то более красивое, чем она?!
Кофта принадлежала старшей маминой сестре и бабушкиной дочери – Марии. Тетенька – так называли ее мы, дети. Тетенька была рукодельницей – пожалуй, только она одна из трех сестер умела хорошо шить, и кофту (слова «блузка» мы тогда не знали), как и все другие свои наряды, сшила своими руками. Кофта была ни с чем не сравнимым чудом: из невесомого легкого шелка (все наши платья были ситцевыми, в лучшем случае – штапельными), а главное – празднично яркого – розового – цвета. Как только мы приезжали к бабушке, я шептала маме на ухо: «Скажи ей – пусть даст поносить».
Мама говорила. Тетенька охотно снимала кофту и надевала другую:
– На уж, пофорси.
Я тоже совершала обряд переодевания, по ходу его превращаясь из деревенской девочки в барыню, принцессу, королеву – кто там еще мог носить такой роскошный наряд?!
Взрослые смотрели, улыбаясь…
Тетенька была горбатенькой. В детстве она упала, поскользнувшись на льду. Ну, упала и упала, боль пройдет, – рассудили все. И она прошла, конечно. Только на месте ушиба стал расти горбик.
Бабушка сильно переживала, а тетеньку ее горбик, похоже, никогда не смущал. С детства и посейчас помню: там, где появлялась тетенька, там появлялось солнышко. Что мама, что другая сестра – Даша (Дашенька – звали ее в семье) – были сдержанными и на слова, и на чувства, а тетенька всегда находила повод для шутки и смеха. Помню праздники, когда