Мимо них по дороге промчалась ватага полупьяных безногих инвалидов на тележках. Возглавлял движение бравый ражий инвалид в видавшей виды солдатской форме. На груди его бренчали медали и ордена.
За ними поспешали инвалиды на ходу, то есть с одной ногой на костылях, в протезах и безрукие. Те спокойно шагали позади.
– Куда это они, дед, кто они?
– Инвалиды войны. К винному спешат. Сегодня же зарплата у рабочих. Гулять будут, – глаза деда жалостливо посуровели.
– Разве можно инвалидам вино пить?
– Им можно. Это они от обиды, от безысходности. Да што там говорить зря, – дед безнадежно махнул рукой. – Тут и с двумя ногами не знаешь, как прожить. Тудыттвою растуды, ети их в дышло…
Дед с внуком какое-то время прошли молча, думая каждый о своем.
– На этой площади я бабушку твою когда-то встретил, – глаза деда потеплели, – смотрю, идет себе…
– Как Поля Шатина?
– Получше, да и помоложе была, – усмехнулся дед. – Ну и шутник ты, Ванька, как я погляжу. Пойдем, заглянем, раз разговор зашел, – и он повел внука к церкви-музею.
– А бабушка где теперь молится, там, где мы с ней были?
– Да. Храм их божий там, у базара, – махнул дед рукой куда-то назад, и они подошли к двери с вывеской: «Алатырский краеведческий музей».
– Санитарный день, – прочитал дед после того, как несколько раз рванул запертую дверь. – Посмотрели, называется, екарный бабай, пошли отсюда. – И он решительно зашагал к ларьку, возле которого толпились мужики…
– Ну-ка, Варя, сто пятьдесят да с прицепом, – мигнул он румяной буфетчице.
– Морячок-то внук твой, Иван Яковлич? – кивнул на Ваньку пожилой лысый мужик, сдувая с кружки пену.
Дед опрокинул стакан под усы и кивнул, тоже сдувая пену со своей кружки.
– Хочешь? – мужик протянул Ваньке кружку, и тот стал браво хлебать горькое пиво, стараясь не ударить лицом в грязь перед мужиками.
– Будет, – оттолкнул кружку дед, хмуря брови, – мал еще. Негоже, Степаныч, – укорил он лысого мужика, тот рассмеялся:
– Пусть привыкает, пригодится в будущем.
– Безобразие! – пробасила проходившая мимо Васькина мать.
– Свово учи, – откликнулся дед, глядя на торчащие из ее сумки белые головки, и понимающе ухмыльнувшись.
Немного в стороне гомонили прибывшие еще раньше них инвалиды. Время от времени кто-то из мужиков у ларька протягивал им то кружку пива, то стакан с водкой, и тогда инвалиды оживали – пьяные, горластые, дикие и жалкие одновременно, потерянные.
– Алеша, ты чо сегодня, не в духе, али не в форме? – обратился к бравому безногому инвалиду в тележке один из мужиков.
– Попробуй-ка ты так покататься изо дня в день, – выступил в поддержку инвалида другой мужик, – посмотрю я на тебя через недельку, в какой ты форме будешь, гусь лапчатый.
Все вокруг, включая инвалида, засмеялись.
– Лексей! Уважь обчество, исполни концерт. Уж мы не обидим, – громко попросили из толпы.
– Конешно, не обидим, не сумлевайся! –