Я продолжил дышать гарью и предаваться утопическим мечтам об Идиллии. Грёзы в кедраче… Стишок об этом был придуман:
Прислонился к кедрачу —
И… молчу, молчу, молчу…
А как вы думаете ещё оно, в походе-то… бывает? Хе-хе…
Вот и вся наша днёвка. В смысле, ПОЛУднёвка. Варим, жарим кедрошишку, подсчитываем, что ещё безнадёжно промокло, а по влажной, туманной и задымлённой чаще бегает несносный Дрын, и знай себе колошматит! Тут идеально подходит песенка из дяди Юриной «газельки»:
Мужики напьются в дым, и ведут себя негоже,
Я беру руками дрын – и с размаху им по роже!
Дрын, дрын, дрын-дрын-дрын-дрын-дрын…
Дрын, дрын…
Весчь! Шедевры классики на нашем лесном канале.
Вечером Ленка опять мазалась от стакана согревающего. Пришлось, как всегда, остаканиться двум наиболее смелым.
ФРАЗА ДНЯ: «ЛЕНКА!.. ИДИ, ВЫПЕЙ С НАМИ!!!»
Маруськины прелести
Утром встали в полное не зашибись: дождь и слякоть. Такую днёвку хочется отвидать в белых тапках. Или днёвка была вчера? А сегодня решили позабавить себя радиалкой. Кто-то слышал краем уха, что где-то здесь наверху… есть отличные «Алёнкины озера»! Типа, пацанчик один говорил… или мужик… – и, вроде, есть даже люди, которые видели этого мужика… Якобы, час подъёма вдоль ниточки-речушки (правда, без тропы…) – и вы на Алёнкиных радостях! Или Маруськиных прелестях?
– Скорее всего, на Манькиных красотах!
Открывается полная свобода для словотворчества. Народ, конечно, понесло. Илюху – дальше всех. Итак, сказано – сделано. Привычным жестом бросаем в лесу палатку, и…
– Прямиком на Ванькин причиндал!
Бугорок, присыпанный рыжей хвоей, столетние кедры, шумливый водопадик слева по курсу… всё это остаётся за спиной. Впереди крутой подъём и беспросветная сырая морось, обволакивающая, холодящая тело и лицо.
Здесь, на взлёте, тропа имеется! Наврал тот пацан-мужик… Но никто от этого не расстроился. Немного в гору. И ещё немного. Дождик трусит, конечно, мелкой сеянкой. За ней ничего не видно, ни зги. Ну, пусть. Это же днёвка! Радиалка! Без рюкзаков идём, кайф получаем!
Мы похожи на бомжей. Уже на старте промокшие и замёрзшие, в нахлобученных на глаза бесформенных шапках, с угорелыми лицами и прилипшими дождевиками, жалкие, как суслики. И это только начало.
Всё сильнее грохочет водопад, преодолевая ребристые глыбы. Я его сфотал. И сделал это зря, так как объектив мгновенно и напрочь запотел, а протереть его в такую «сушь» нет ни малейшей возможности.