Во время кризиса в социуме включается своеобразный инстинкт самосохранения. Всякие иррациональные желания – эмоции, эстетические потребности – безжалостно отбрасываются, а любое инакомыслие у человека подавляется.
При этом особенно ценится сплоченность рядов – некое условное «мы» и условное «они». Для людей с просто организованной и недостаточно зрелой психикой это еще одна возможность определить свою психологическую идентичность, то есть ответить на вопросы «Кто ты?» и «Что ты должен делать?». Понятно, что такой шанс, как только появляется возможность, они не упускают. В свое время нечто подобное описывал Эрих Фромм.
Впрочем, существует еще одна версия, которой придерживаются те, кто поддался сильному влиянию идей Карла Маркса: причины войны вовсе не касаются вопроса эволюции или же психологии. Война оказывается лишь разновидностью политического маневра класса властей предержащих, который развивался параллельно со становлением цивилизации. Людям ведь часто приходится договариваться с кем-то и группами, и поодиночке. И наиболее важными здесь являются вопросы о распределении ресурсов, социальной справедливости и т. п.
Одним из сторонников этой модели является известный социолог Дэн Рейтер, по словам которого собственно войну не стоит считать прямым отказом от дипломатии и торговли. По его мнению, это продолжение тех же торговых отношений, только другими способами.
Что бы ни говорили политики, но, как только начинается война, переговоры не прекращаются, а, наоборот, становятся интенсивнее. И как только сторонам удается найти какой-то компромисс, заключают условно взаимовыгодный мир.
Есть еще одна теория. Социологи считают, что люди образуют культурные общности – племена, нации и народы – по одной причине: им надо знать наверняка, что после их неминуемой смерти что-то останется.
Это своеобразная успокоительная «подушка безопасности», которая позволяет нам не бояться смерти и не думать о том, что кто-то обязательно придет и уничтожит наш способ жизни, полностью сотрет память о нашей культуре, а значит, и мы исчезнем с лица земли.
При этом мы, конечно, точим свои клинки и взращиваем детей в воинственном духе, чтобы иметь возможность напасть первыми и – сохранить себя. Поэтому готовность умереть в бою за свою культуру вполне логична. Зная, что после нас что-то останется, мы одновременно гордимся славными деяниями предков, когда вспоминаем их. Это позволяет оставаться в полной уверенности, что после нашей смерти точно так же будут помнить и о нас самих.
Впрочем,