– Бабий городок, – указывая на избы на том берегу, сказал Адаш. – Выше по реке на Девичьем поле монастырь теперь женский. Это там, где мы последний смотр войску устраивали. Помнишь? – Сашка кивнул. – Там и тогда уже что-то такое было, а теперь они развернулись ого-го как. Монастырище! Вот к ним бабы и девки поперли со всей Руси. И амазонки отслужившие, которые уже в летах, тоже к ним направились. Не знаю, много ли их было, да это и неважно. Важно другое. Не приняли их в монастыре. То ли стары уж слишком – работать будут плохо, то ли воинственны чересчур… Не знаю. Не приняли, одним словом. А они никуда больше и не пошли. Осели здесь, на берегу Москвы, да огородничеством занялись. Стали к ним и другие бабы-одиночки прибиваться. Так и образовался Бабий городок. – Тут лицо Адаша вновь исказила гримаса печали и отчаяния. – Моя-то Куница… Мы как приехали сюда, прознала она про этот городок и говорит мне: «Ну, если не удастся на службу устроиться, пойду к своим амазонкам капусту сажать. Дочь обратно в Орду вернется. Ей там место. А ты уж как-нибудь устроишься…»
– Что-то я не пойму, – искренне признался Сашка, – что у вас не сладилось? Землю, что ль, не удалось в Орде получить?
– Ох, – тяжело вздохнул Адаш. – Сначала все шло как по писаному. Приехал в Орду, нашел Куницу, дочь. Обвенчались мы. И землю за службу свою мы получили. Клин огроменный! Правда, весь лесом покрыт. На Брянщине нам его отвели. Только мужиков там, желающих землю в найм взять, днем с огнем не сыщешь. Всю зиму мы валили лес и жгли его. Куница меня все пилила: «Говорили тебе, что надо было рабов еще в Орде купить…» И верно, говорила. Мы даже там пару ромейских семей приглядели на невольничьем рынке. И деньги тогда еще были. Но ты же знаешь, государь, как я к этому делу отношусь. Чтоб у меня рабы были! Да меня с души воротит от одной этой мысли! Да… Весной принялись пеньки корчевать, под пашню готовить. Начал я пахать, а тут, понимаешь, и деньги как-то незаметно закончились. Сосед предлагал зерно взаймы дать под будущий урожай, но… Понимаешь, государь, если хорошо уродит и даст четыре к одному, то ладно. Хватит и с соседом расплатиться, и на семена оставить, и самим с хлебушком до следующего урожая быть. А если не уродит? Если даст два к одному? Только соседу долг отдать да на семена оставить. В общем, решил я пару коней из наших трех продать. Вот тут Куница и взвилась: «Да чтоб я без своей кобылы осталась?!» И дочь за ней вслед. Э-эх! – Адаш махнул рукой. – Нахозяйствовали, одним словом. Надумали мои амазонки в Кострому ехать и к кому-нибудь из бояр в службу вступить. А я уж за ними как нитка за иголкой. По дороге уговорил к вам заехать. Надеялся, что тебе, Тимофей Васильевич, пригожусь я на новой войне. Ведь того и гляди великий князь сбор объявит. А как приехал, узнал, что ты болен, так меня тоска и охватила. Куда теперь податься? К кому проситься?
– Гляжу, самый подходящий момент я выбрал для выздоровления. – Сашка рассмеялся. – Слушай, Адаш, а теперь, когда стал ты владельцем собственной деревни, от службы откажешься, если я предложу?
– Господь