В конце концов, мне надоели его маньяческие ужимки, и я крайне нелепо вскинула руки вверх, чтобы освободиться от этого ненормального. Но он лишь сильно схватил меня за плечи.
– Тш-ш-ш, ну куда ты собралась? Нам было так хорошо вместе…― с плеч его руки опустились мне на талию, и это не могло не настораживать.
Я поняла, что конкретно влипла. Ещё чуть-чуть и он захочет узнать, есть ли на мне бабушкины панталоны.
Его прикосновения обжигали. Захватчик слегка приоткрыл рот и стал приближаться к моему лицу. Господь! Я начала понимать, что он задумал, но не могла пошевелиться. И вот, когда между нами оставались считанные миллиметры, я не придумала ничего лучше, как со всей яростью вцепиться зубами ему в нос. Он гнусаво завыл, его руки сразу же отпустили меня и стали наоборот отпираться. А я всё не унималась и сильнее, до боли сжимала челюсти. Мы закружились на месте, и я всё-таки сообразила отлететь от него.
– Ты что больная?! ― отбросив меня, парень схватился за свой побелевший нос с глубокими следами от зубов.
Я опешила от того, что со мной происходило, от того, что со мной могло произойти, от самой себя. Я ничего ему не отвечала, да и что тут ответишь?
Я быстро схватила с пола свой рюкзак, в последний раз взглянула на ошарашенного захватчика с распухшим носом и со скоростью, с которой я даже не бегала короткие дистанции на время на уроках физкультуры, я унеслась прочь от балкона, прочь от этого парня, прочь от той несусветицы, что я натворила. Когда я почти добежала по темному коридору до лестницы, где атмосфера была более жизнеутверждающей, и мне почти уже не казалось, что меня преследует нерадивый знакомый с распухшим носом, я вспомнила, что надо бы позвонить маме.
Стоя на лестнице, я достала телефон, и мое лицо застыло в ужасе и безысходности. На телефоне горело время 22:30, но хуже было то, что ниже недобро выползли 10 пропущенных звонков от мамы. В моей голове сначала появилась сцена нервничающей матери, затем неминуемо рыдающей, по-театральному закидывающей голову и прижимающей мокрые глаза ладонями; далее обзванивающей всех моих знакомых, незнакомых и даже соседа по даче дядю Валеру, затем разочарованной в их незнании и самой рыщущей по темным улицам свою пропавшую дочь, и, в конце концов, бегущей в полицию заявлять о краже ребенка, продаже его в рабство или, может, даже убийстве…
При этом я неподвижно вглядывалась в светящийся экран телефона, будто там должен был появиться заветный исчерпывающий ответ, избавивший бы мои уши от истеричных упреков матери в следующие несколько минут, которые, когда я нажму окошко «позвонить маме», польются на меня бурным водопадом.
Но ждать было больше нельзя, ибо с каждой секундой мне казалось, что мама во главе с полицейскими, или, вернее, полицейские с мамой во главе уже мчаться по улицам города.
Я быстро нажала на окошко, после которого обратной дороги не было, и, затаив дыхание, стала ждать, когда гудки сменит срывающийся