– Тогда поехали, – Лена махнула рукой подошедшей маршрутке, и та покорно остановилась прямо перед ними.
Втиснувшись внутрь, Леша уселся рядом с Леной и сразу взял ее руку. Пальцы были тонкими, будто игрушечными; он постоянно боялся неловким движением сломать один из них, поэтому лишь аккуратно накрывал ладонью и гладил настолько робко и нежно, что Лена, наверное, даже не чувствовала этого.
– Нет, на складе у нас полный бардак, – сказала она, сбивая лирический настрой, – взять хотя бы прокладки…
– Прокладки надо брать только в критические дни, – заметил Леша, и Лена рассмеялась.
– Ладно, милый, проехали. Ну, ты ж меня знаешь. Я девочка правильная и не могу, когда что-то где-то не так.
– Знаю, – Леша вздохнул. Эта правильность – единственное, что пугало его. Он постоянно ощущал себя под бдительным, оценивающим оком, и поэтому не имел права на ошибку. Ему казалось, что малейший просчет в поведении или просто непонимание смены настроений, мгновенно приведут отношения к краху. На примере ее мужа он уже убедился, что ей ничего не стоит залепить по ходу разговора: «Мы с тобой разные люди, и я больше не желаю тебя видеть!» Это случилось полгода назад, и муж безропотно удалился к родителям, даже не претендуя на компенсацию за часть подаренной на свадьбу однокомнатной квартиры. В наше нищее, но меркантильное время это казалось настолько противоестественным, что Леша, ставя себя на место мужа, не знал, поступил ли бы также. Хотя, это ж Лена – может, она, действительно, колдунья, умеющая подчинять людей?..
Ехали они почти без остановок и через полчаса, поднявшись по лестнице, вечно вонявшей плесенью, оказались перед черной металлической дверью. Несмотря на массивную добротность, у Леши она ассоциировалась с холстом из каморки папы Карло, а громкая ругань соседей справа и бормотанье телевизора слева лишь подчеркивали обособленность прекрасного мира уюта и радости… его радости.
В коридоре вспыхнул свет; дверь захлопнулась. Все, теперь никто не сможет ворваться, чтоб попытаться сломать призрачные, и от того еще более ценные, отношения!..
Переодевшись, Лена появилась в своем любимом, до неприличия коротком халатике. Леша часто ловил себя на мысли, что будет, если она наклонится, но она никогда не делала этого, стоя к нему спиной.
– Пошла, греть блинчики, – объявила Лена и добавила весело, – кстати, у меня даже полбутылки вина есть.
– «Квасишь» втихаря?
– Ты ж знаешь, какой я питок. Друг заходил. Он всегда, как с женой поругается, ко мне ползет – в жилетку плакаться. Я ж тут, как мать Тереза.
Странно, Леша всегда думал, что ревность – это чувство совершенно неосознанное, возникающее спонтанно и порой безо всякой причины, а здесь ревности не было, несмотря на наличие чужого мужика в сочетании с недопитым вином. Неужели он настолько доверял ей? Нет, женщинам нельзя доверять – он не раз убеждался в этом на личном опыте, но существовала в Лене какая-то не женская