Поной-городок, Москвы уголок. Николай Трофимович Устинов

снега ещё прочно держались, и только в поречной низине, по которой ежезимне ложилась тракторная дорога на Лахту, весна означилась темными тучевыми пятнами по осевшим сугробам. В глубоких до страсти колеях открыто и радостно плескалась рыжая вода, и, как ни выхлёстывали её трактором, она тотчас натекала туда до самого верху- всклязь. Стоило только взглянуть с высокого угора на эту поречную ширь, на потемневшую дорогу по ней, чтобы убедиться: весна копит силу в низинах. Лёд на реке обмяк, почернел. И за спиной слышно было, как глухо и нетерпеливо ворочался лёд. Я подошёл ближе и не узнал реку. От Поноя поднимался туман. Местами гладь реки уже освободилась от рыхлого белого покрывала. В этих плешинах виднелась рябь-вся в солнечных бликах. Блики эти до боли слепили глаза. Над селом ложился туман. Туман выползал из-за речки и прятал всё: и улицы, и дома. Было волнующе легко, как бывает лишь весной, и было такое настроение, что хотелось свершить что-то великое, необычное…

      Яростно подняла река ледяные выросты, а из-под них, неистовая, крутая хлынула наружу вода и, пенясь, голгоча, надвинулась на берег, легко ломая и круша белые торосы. В розовом утреннем свете взбунтовавшаяся река была удивительна хороша. День был весенний, теплый, тихий. И на солнечной белизне снега стали ярко проступать краски: розовые, черные, серые валуны, ломая во льду продушины, медленно обнажались над белым полем. А льдины топорщились вокруг каждого камня пластами, обломками, искристые, плавились и лучились в своих изломах синим, голубым, зелёным светом. И, пока шёл отлив, всё белое поле сказочными цветами усеялось. Словно живые, распускались они, цвели и играли красками. Но потом прошло время, вода дрогнула, зажила. Лёд стал подниматься. Скрылись окатыши-валуны, сравнялись продушины. И всё исчезло. Будто ничего и не было. Раньше других больших и малых рек от ледовой неволи освобождалась река Поной, холодная, она ломала неволю бурно и дерзко. Гул ледолома третий день сотрясал дома. Ещё жидкое, весеннее солнце разливалось по талой земле. Почки на деревьях разрывало бледной зеленью, на некоторых березах появились молоденькие, распускающиеся листочки, некоторые уже распрямились из трубочек, но были маленькие, бледные под солнцем, с глубокими бороздками. Новая трава не прорезалась, летошние сучья прели, обугленные снежной влагой, кругом- покой, лишь вершинками деревьев лёгкий ветер играл молодо и упруго. Весна (наконец-то!) взломала на Поное лёд. Скрежеща и дробясь, льдины влезали одна на другую, дыбились, как белые медведи и, словно обнявшись, медленно уходили под воду.

      Наконец пришла долгожданная пора. Зашумели талые воды, весна быстро и шумно двигалась на север. День и ночь над Поноем кричали стаи перелётных птиц: на дикий скалистый север летели гуси, наполняя всё трубными кликами, белоснежными облачками над кремнистыми вершинами проплывали лёгкие лебяжьи стайки. Утиные косяки зашумели на тихих озёрах. Над синими силуэтами заречных хребтов, в желто-рудых просторах рассветного неба, лежали похожие на гигантских