Они стояли прямо на берегу лесного ручья, который змеился в густой траве, остро поблескивая меж сочных стеблей, а чуть дальше изгибался, разливаясь по каменистой россыпи, и уже потом исчезал в высоких озерных камышах…
– Здесь, и только здесь! – с восхищением вскрикнула Юля.
Арсеньев осмотрелся. У излучины ручья поднимался невысокий холм, не выше человеческого роста, заканчиваясь ровной площадкой, с трех сторон защищенной кустами, а сверху – осененный вычурным шатром плакучей березы. Здесь были следы старого кострища, лежало бревно, валялось несколько мусорных фрагментов, которые нетрудно было зарыть. Лучшего места для палатки и представить трудно!
Арсеньев поймал себя на том, что плотоядно смотрит на это пока еще даже и не примятое место как на плацдарм своих будущих страстей, а когда Юля, обнимая охапку елового лапника, нетерпеливо топнула по этому месту ногой, он понял, что и в ее золотой головке кружатся те же самые мысли…
– Здесь или чуть ближе к ручейку? – спросила она, и Арсеньев увидел, как краска залила ее щеки.
Странное дело, подумал он, – краснеет, как девочка… Впрочем, а что если?.. Нет, не может такого быть. Современная молодежь, как известно, начинает всю эту жизнь лет в тринадцать…
А потом она ползала на коленях, укладывая и переплетая еловые лапы, и в какой-то момент ее перевернутая голова хитро выглянула из-за джинсовой ягодицы и загадочно улыбнулась ему.
Арсеньев едва подавил в себе желание немедленно наброситься на девушку, распластать ее на этих смолистых колючках… Позже ему пришлось неоднократно пожалеть о том, что он не сделал этого в тот момент, когда все было еще так ясно, и желаемое полностью сливалось с действительным…
Часа два они весело мельтешили друг у друга перед глазами, сталкиваясь и бестолково суетясь. Наконец, лагерь, как его назвала Юля, был полностью готов: горел костер, в котелке шипела, закипая, вода…
Ни он, ни она никогда прежде не занимались подобными вещами, и все было им в диковинку. Оказывается, в палатке не оттого светло, что в ткани есть крошечное марлевое окошко, а по причине прозрачности самой ткани, и листья плакучей березы, волнуясь в солнечных лучах, печатают на стенах и потолке причудливый двухмерный мир… И спальные мешки, как выяснилось, застегиваются изнутри, и Юля, запаковавшись в мешок, чтобы испытать его, показалась Арсеньеву неожиданно маленькой, хотя ростом она была не ниже метра семидесяти пяти.
Юля раскрыла свой поляроид и устроила на сучке березы. Отбежала, приникла к Арсеньеву, фотоаппарат вспыхнул… Рассматривая снимок, довольно удачный, она вдруг наморщила лоб.
– Интересно, а маме с папой я что – это вот и покажу? Как, вообще, быть с фотками из турпохода…
Арсеньев пожал плечами: он уже чувствовал постоянное, ни на минуту не отпускающее замирание в груди: вечерело, солнце уж скрылось за кромкой леса