Однажды морозным днем, в конце года, Трухти бегал, как обычно, на своем пятачке возле церкви взад-вперед – слишком долго его никуда не посылали – пытался разогреться; тут как раз колокола пробили двенадцать часов, и Тоби вспомнил об обеде.
– Нет на свете, – заметил он, оглядываясь внимательно вокруг, чтобы убедиться, что к нему никто не бежит, – ничего столь постоянного, как время обеда, и нет ничего на свете столь непостоянного, как обед. Большущая разница между тем и другим.
Так он рассуждал сам с собой, продолжая трусить на пятачке, и не заметил, что к нему кто-то идет.
– Отец! Да отец же! – послышался приятный голос, Тоби повернулся и увидел совсем рядом с собой ясные, красивые глаза своей дочки.
– Что, малыш? – спросил он и расцеловал ее, зажав в ладонях румяное личико. – Что случилось? Я не ждал тебя сегодня, Мэг.
– Я и не собиралась к тебе, – ответила Мэг, улыбаясь отцу и кивая в знак согласия. – Но видишь, пришла! И кое-что с собой прихватила!
– Хочешь сказать, что ты… – заметил Тоби, с любопытством поглядывая на закрытую крышкой корзинку, которую она принесла, – что ты…
– Понюхай, папочка, – предложила Мэг, – только понюхай и угадай, что там.
Тоби быстро втянул воздух, наклонясь к корзинке.
– Ба, да там что-то горяченькое, – сказал он.
Но, к величайшей радости Мэг, он не смог угадать, что же такое пахнет столь восхитительно.
– Уж не кровяная ли колбаса? Свиные ножки? Ливер? Паштет? Сосиски? – перебирал он. И, наконец, с восторгом воскликнул:
– Господи, о чем это я! Это ведь рубец, да?!
И точно, это был рубец.
– Угадал, – сказала Мэг. – Я сейчас постелю холстинку, папочка; я ведь принесла рубец в миске, а миску завернула в платок; и уж коли я решила раз в жизни гордиться собой, расстелить этот платок вместо скатерти и назвать его скатертью никто мне не помешает. Верно, отец?
– Да уж и не знаю, кто бы мог помешать тебе, – сказал Тоби.
Только Тоби собрался было приступить к трапезе, усевшись на ступени большого дома, стоявшего поблизости, как снова зазвучали колокола; Тоби снял шапку и сказал:
– Аминь!
– Ты говоришь «Аминь» колоколам, папочка?
– Они звучат, как молитва, дорогая моя, – отвечал Тоби, – и несут благую весть тому, кому это дано понять, я уверен в этом. Мне они много хорошего говорят. Знаешь, сколько раз я слышал, как колокола говорят мне: «Тоби Вэк, Тоби Вэк, пусть сердце твое будет добрым, Тоби!» Миллион раз? Нет, больше!
– А я никогда не слышала! – воскликнула Мэг.
– А когда дела совсем плохи, они говорят мне: «Тоби Вэк, Тоби Вэк, скоро у тебя будет работа, Тоби!»
– И в конце концов у тебя появляется работа, – сказала Мэг с грустью.
– Всегда, – ответил Тоби. – Никогда они меня не обманывали.
Пока Тоби жадно ел свой обед, столь неожиданно появившийся у него, Мэг рассказывала, как ее жених Ричард, молодой кузнец, принес ей свой обед, чтобы с ней вместе поесть, и попросил ее стать его женой, предложил венчаться в первый день нового года, «самый счастливый день года». На ближайшее время у него есть постоянная работа, и хотя они будут жить бедно, они все равно будут счастливы, веселы и станут поддерживать друг друга.
– Так что, – продолжала Мэг, – я хочу, чтобы этот день стал для тебя праздником, как и для меня – самым дорогим и счастливым днем в жизни, отец. Я приготовила тебе немного поесть, решила сделать сюрприз, порадовать тебя.
Тут и сам Ричард подошел и стал уговаривать Тоби согласиться с их планом, но почти сразу же из дома вышел лакей и прогнал их с крыльца. А потом появились какие-то джентльмены, они позвали Трухти, засыпали его вопросами и начали распекать Ричарда за то, что он, болван, собрался жениться. Тоби стало совсем грустно на душе, а Ричард очень на них рассердился. И жених с невестой уныло побрели прочь, Ричард был мрачным и подавленным, а Мэг – вся в слезах. Тоби велели отнести письмо, дали ему за его труд шестипенсовик, и он, совсем расстроенный, затрусил по направлению к большому – богатому дому, там он должен был вручить письмо одному господину. Пока он ждал ответа, письмо стали читать вслух. Оно было от олдермена[1] Кьюта сэру Джозефу Баули; в нем сообщалось, что один из его сограждан, по имени Уилл Ферн, приехавший в Лондон в поисках работы, был доставлен к олдермену Кьюту по обвинению в том, что он ночует в сарае. Олдермен интересовался, хочет ли сэр Джозеф, чтобы к Ферну проявили снисхождение, или нет. К величайшему разочарованию Тоби, ответ был таков: Уилла Ферна отправить в тюрьму, чтобы другим был