Ферминъ улыбнулся, замѣтивъ любопытство и смятеніе, вызванныя появленіемъ молодой женщины. Изъ-подъ кружевъ надѣтой ею на голову мантильи выбивались русые волосы, а черные, жгучіе глаза ея смотрѣли вызывающе. Смѣлость, съ которой она высоко приподымала юбку, тѣсно обрисовывающую всѣ очертанія ея тѣла и показывала ноги чутъ ли не до колѣнъ, раздражала женщинъ.
– Здравствуйте, прелестная маркезита, – сказалъ Ферминъ, переступивъ ей дорогу.
– He маркиза я, нѣтъ, – отвѣтила она съ улыбкой. – Теперь я занимаюсь разводомъ свиней.
Они говорили другъ другу «ты», какъ добрые товарищи.
– Какъ ты хорошо выглядишь… Слушай, непремѣнно заходи ко мнѣ, ты знаешь, что я къ тебѣ очень расположена, конечно, такъ, по-хорошему, какъ къ брату. А этотъ глупый мужъ мой, который ревновалъ тебя ко мнѣ!.. Придешь?…
– Подумаю объ этомъ… Я вовсе не желаю впутаться въ непріятности съ торговцемъ свиней.
Молодая женщина разразилась смѣхомъ.
– Онъ настоящій рыцарь, Ферминъ, знаешь ли ты это? Въ своемъ горномъ зипунѣ онъ стоитъ больше, чѣмъ всѣ эти сеньоры изъ «Circulo Caballista». Мнѣ по душѣ все народное… по природѣ я настоящая гитана…
И слегка и ласково хлопнувъ молодого человѣка маленькою ручкой, она продолжала путь свой, оборачивадсь нѣсколько разъ, чтобы улыбнуться Фермину, который слѣдовалъ за ней глазами.
«Бѣдняга, – подумалъ онъ про себя. – Несмотря на ея легкомысліе она все же лучшая изъ семьи… Донъ-Пабло такъ тщеславится знатностью происхожденія своей матери.
Монтенегро зашагалъ дальше, провожаемый удивленными взглядами и ехидными улыбками тѣхъ, которые слышали его разговоръ съ «Маркезитой».
На площади Нуэва онъ прошелъ мимо обычной въ тѣхъ мѣстахъ толпы перекупщиковъ вина и скота, продавцевъ зелени и овощей, и рабочихъ и поденщиковъ, ожидаюшихъ здѣсь, со скрещенныси на груди руками, чтобы кто-нибудь нанялъ ихъ.
Изъ толпы отдѣлддся человѣкъ, позвавшій Монтенегро:
– Донъ-Ферминъ, донъ-Ферминъ…
Это былъ рабочій изъ виноторговли Дюпона.
– Вы знаете, я ушелъ. Мнѣ отказали сегодня утромъ. Когда я явился на работу, надзиратель сказалъ мнѣ отъ имени донъ-Пабло, что я не нуженъ. И это послѣ четырехъ лѣтъ усердной работы и хорошаго поведенія! Справедливо ли это, донъ-Ферминъ?
Такъ какъ Ферминъ спрашивалъ его взглядомъ о причинѣ отказа ему, рабочій отвѣтилъ съ возбужденнымъ видомъ:
– Всему виной проклятое ханжесгво! Знаете ли, въ чемъ состояло мое преступленіе?… Я не отдалъ бумажку, полученную мною въ субботу, при уплатѣ заработанныхъ денегъ.
И