Она взглянула на него так же, как когда рассматривала письмо маршала наполеоновского двора. Голос ее звучал спокойно и серьезно:
– Меня интересует все, что говорит о труде, и выдержке; меня интересует всякая личность, имеющая идеал и умеющая добиваться своего.
Оба замолчали. Случайно в то же время замолкли все разговоры, и в атмосфере душистого табака вибрировала, подчеркнутая внезапным молчанием, томная мелодия двух скрипок, виолончели и рояля, заливавшихся любовным романсом. Клаудио казалось, что он видит самого себя в совершенно новом свете. После двухнедельного одиночества присутствие этой женщины, о которой он не раз вспоминал, как о существе, принадлежавшем к высшему и таинственному миру, словно наделяло его новой способностью оценивать самого себя. Он был не более как мечтатель, предрасположенный заниматься всякими нелепыми вещами, лишь бы они были интересны. Он считал себя от рождения слабовольным и, несомненно, вследствие этого хотел написать историю дона Педро де-Луна, обладавшего самой упорной волей в свое время и, быть может, даже во все времена мира. Он жил среди призраков и не раз жалел, что он уже не ребенок, и не может слышать изумительные рассказы, которые скрашивали первые годы его существования. Он, как и большая часть людей, не знал спокойной и безмятежной атмосферы семьи, не знал покровительственной улыбки родителей.
О своем отце он слыхал от дона Аристида Бустаменто. Это был инженер, родившийся в маленьком городке древнего королевства Валенсии, левантинец, скупой на слова, но, казалось, вознаграждавший свой недостаток словесного изобилия упорной и всесторонней деятельностью для насаждения иностранных изобретений в своей стране. Часть своей жизни он провел в путешествиях по Европе и Америке. Он ввел промышленность, создал маленькую железную дорогу, но появление автомобиля заставило его забыть о прежних его предприятиях. Во всем он искал упоения творчеством больше, чем денежной прибыли. Тем не менее, после смерти инженера, другу его Бустаменто, выдающемуся адвокату, удалось распутать его дела, продавая, заключая мировые сделки и т. д. до тех пор, пока сироте в конце концов осталось состояние более, чем в миллион пезет.
Инженер Борха в один из своих наездов в Париж увлекся сеньоритой, с которой был знаком перед тем еще в Гибралтаре, Эстреллой Толедо. Она происходила из старинной еврейской семьи и выказывала интерес ко всему испанскому. Занятый торговлей и предприятиями, инженер влюбился в сеньориту Толедо. И она, воспитанная в Гибралтаре на английский лад и затем получившая лоск в Париже, как и он, не придавала значения различию рас и вероисповеданий.
Борха женился на Эстрелле Толедо, предварительно посоветовавшись со своим двоюродным братом с материнской стороны, – доном Валтазаром Фигуэрос, ученым каноником валенсийского собора. Каноник дал согласие на этот брак. В своих исследованиях XIV и XV веков каноник встречал немало