чувству. Какъ же относится обыкновенно къ нему герой нашъ? Онъ поступаетъ отвратительно, пошло. Онъ чувствуетъ самую сильную, самую чистую симпатiю къ дѣвушкѣ, дѣвушка эта любитъ его. Онъ долженъ только сказать: «я люблю тебя, любишь ли ты меня?» Онъ неможетъ и сомнѣваться, что если онъ только скажетъ эти слова, то они встрѣчены будутъ сочувствiемъ; онъ непремѣнно услышитъ признанiе. Вотъ все дѣло, вотъ весь подвигъ. Но напрасно станете вы ожидать этого вопроса отъ современнаго героя: онъ не произнесетъ его. Онъ лучше согласенъ лѣниво тянуть неопредѣленныя, тяжолыя для обоихъ отношенiя изо дня въ день, пока громъ не грянетъ и не разразится какою – либо грязью нависшая надъ ними обоими туча; а если не то, такъ будетъ, повидимому противъ своей воли, вызывать трепетно желаемое признанiе отъ самой женщины. Разумѣется, со стороны женщины такой подвигъ великъ; не такъ воспитана и ведена она, чтобы по сердечному влеченiю первой броситься на шею любимаго человѣка; но предположимъ, что трепетное признанiе въ любви сходитъ съ устъ ея, и объятая стыдливымъ румянцемъ, прячетъ она лицо свое на груди героя. Теперь уже отъ его слова зависитъ рѣшенiе судьбы ея, теперь она отдала уже ему всю душу, всю жизнь. Что – то произнесетъ онъ? Слова любви и симпатiи? Нѣтъ, вовсе нѣтъ. Современный герой стоитъ какъ громъ поражонный. Онъ озадаченъ неожиданностью, онъ сконфуженъ своимъ положенiемъ, какъ – будто бѣдная дѣвушка скомпрометировала его – онъ не находитъ словъ, чтó сказать, онъ не знаетъ чтó дѣлать. Фактъ тѣмъ болѣе замѣчательный, что онъ общiй. Нетолько въ повѣстяхъ и романахъ Тургенева, герои котораго попреимуществу оказываются такими, какими стараемся мы обрисовать ихъ, но во всѣхъ другихъ замѣчательныхъ литературныхъ произведенiяхъ герой на rendez – vous оказывается несостоятельнымъ. Одни защищаютъ его, стараются оправдать различными обстоятельствами, воспитанiемъ, средою, условiями самой жизни – его слабую волю, его неспособность на какой бы то нибыло подвигъ; другiе караютъ и клеймятъ его за тѣже свойства. Мы постараемся разобрать мнѣнiе тѣхъ и другихъ: авось поближе подойдемъ къ истинѣ.
Сравнимъ современнаго героя съ героемъ минувшаго поколѣнiя. Пушкинскаго или лермонтовскаго героя, Онѣгина или Печорина, ужь разумѣется никто не упрекнетъ въ недостаткѣ воли, въ слабости характера въ ихъ отношенiяхъ къ любимымъ женщинамъ. Они отдавались любви вполнѣ, незадумываясь, они не размышляли чтó дѣлаютъ, когда произносили клятву любви. Для нихъ любовь представлялась либо случайно, какъ цвѣтокъ въ полѣ, который они не задумывались сорвать, либо развлеченiемъ среди гнетущей ихъ тоски, прiятнымъ препровожденiемъ времени; они нетолько не боялись любви, напротивъ, они искали ее, они играли или потѣшались ею. Вспомните хоть приведенныхъ мною героевъ. Задумывались ли они надъ тѣмъ, что любовь есть вещь серьозная и весьма серьозная? Что значило ихъ слово? Какую цѣну имѣло оно, если не для любимыхъ женщинъ, то для нихъ самихъ? Съ такимъ легкимъ, вѣтренымъ взглядомъ на серьознѣйшiя отношенiя
