«Хватит кормить Кавказ». «Москва – не аул».
Ты меня на рассвете разбудишь. Проводить необутая выйдешь. Ты меня никогда не забудешь. Ты меня никогда не увидишь.
Ты меня на рассвете разбудишь,
Я проснусь от тяжелого взгляда:
– Нам на марш, дорогой! Не забудешь?
– На какой? – А какой тебе надо?
Выбор есть, не изволь сомневаться,
Я б тебя не будила иначе.
В Люблине собираются наци,
В ВВЦ собираются «Наши».
Гастарбайтеров тянем на жиле
И кавказцев катаем на шее…
Кто там русский – они не решили,
Но, наверное, тот, кто страшнее.
И кавказцы выходят на трассу,
Разозлившись от этих идиллий,
Потому что верховному классу
Это нравится – чтобы ходили.
Едут в Нижний тандемцы монаршьи,
Неразлучны, как карие вишни…
Лишь евреи не ходят на марши:
Говорят, они все уже вышли.
Я отвечу: ты мыслишь, как хоббит,
Коротышка, мечтавший о славе.
Для того они только и ходят,
Чтоб не помнить, куда их послали.
Чтобы зиги кидали и хайли,
Громыхая, как ливень по жести,
И знаменами чтобы махали,
И не знали, что ходят на месте.
Эти страхи сначала раздуют,
А когда они нас обессилят —
Все, что надо, спокойно разрулят,
А потом осторожно распилят.
Я-то помню, поскольку постарше,
Что Россия без визгов и плачей
Не ходила на русские марши,
Но и русской была, и ходячей.
И не верила всякому блуду,
И не падала в черную жижу…
Я, конечно, ее не забуду,
Но боюсь, что уже не увижу.
Мэра пресечение
09.11.2011
Юрий Лужков вернулся в Москву из-за границы. 15 ноября он даст показания по делу о мошенничестве с бюджетными средствами.
Я вернулся в мой город, знакомый до слез, До прожилок, до детских припухлых желез.
Он вернулся в свой город, знакомый до слез,
Но теперь он приехал сюда на допрос.
Он бы мог убежать и в ловушку не лезть,
Но важней безопасности мэрская честь.
Оглянется москвич на пороге зимы:
«Где-то этого, в кепочке, видели мы!
Голова у него безволоса
И широкая грудь медоноса».
Отношенья со следствием напряжены.
Он живет, под собою не чуя жены.
Он вернулся таким же, каким уезжал,
И не верит в продажность своих горожан.
Он по городу ходит, задумчив и сух.
Всюду новые лица, собянинский дух,
Пробок столько же – в центр не прорвешься —
И широкая грудь плитоложца.
Где теперь этот сброд тонкошеих вождил,
Что