Краски казались живыми и трепещущими, словно они пытались вырваться из полотна, освободиться от ночи. Дина не отрывала глаз от этой работы и чувствовала, как ее восторг превращался в желание, желание – в решимость. Если немного схитрить с бюджетом…
– Нравится?
Она вздрогнула и насторожилась. Но даже не удосужилась повернуться, чтобы взглянуть Финну в лицо.
– Да, очень. Ты часто бываешь в галереях?
– Время от времени. – Он стал рядом с ней, мысленно посмеиваясь над тем, как Дина смотрела на картину. Все ее чувства ясно отражались в глазах. – На самом деле я решил заглянуть сюда из-за твоего дневного интервью.
– Правда? – Только теперь она повернулась к нему. Финн был одет почти так же, как тогда, на посадочной полосе. Дорогая кожаная куртка расстегнута, на ногах – поношенные джинсы и стоптанные ботинки.
– Да, правда. И с меня причитается, Канзас.
– За что?
– За вот это. – Он кивнул в сторону картины. – Я только что купил ее.
– Ты… – Дина посмотрела на него, на картину, опять на него. Ее зубы сжались. – Понятно.
– Чем-то она зацепила меня. – Он опустил руку ей на плечо и повернулся лицом к полотну. Финн знал, что если он и дальше будет смотреть на Дину, то не выдержит и рассмеется. Слишком много всего он видел в ее глазах – разочарование, желание, раздражение. – И цена была сносной. Думаю, они очень скоро догадаются, что продают ее работы слишком дешево.
Это была ее картина, черт побери! Она уже представляла, как повесит ее дома над письменным столом. Дина никак не могла поверить, что Финн стащил картину прямо у нее из-под носа.
– Почему именно эту?
– Потому, что она идеально подходит для меня. – Слегка надавив Дине на плечо, он развернул девушку к себе лицом. – Я понял это в тот момент, когда ее увидел. А когда я вижу то, что хочу… – легко, будто перышком, он погладил пальцем ее шею, не отрывая взгляда от серых глаз, – то делаю все, что могу, лишь бы это стало моим.
Ее пульс прыгал, как зайчик, удивляя ее и раздражая. Теперь они стояли лицом к лицу, глаза и губы на одной линии. И слишком близко, буквально на один дюйм ближе, чем надо, так, что Дина могла видеть свое отражение в задумчивой синеве его глаз.
– Иногда мы хотим то, что не может нам принадлежать.
– Иногда. – Он улыбнулся, и она забыла о толкавшей их толпе, о желанной картине за спиной и о внутреннем голосе, повторявшем, что ей лучше уйти. – Хороший репортер должен знать, где надо действовать быстро, а где проявить терпение. А ты как считаешь?
– Да. – Она вообще едва могла думать. Все дело в его глазах, поняла Дина, в том, как он смотрит на нее, как будто вокруг никого нет, кроме них.
– Ты хочешь, чтобы я проявил терпение, Дина? – Его палец двинулся выше, помедлил у мочки уха.
– Я… –