Интересно, а сама Лиза догадывается о том, какое воздействие оказывает она на сурового начальника НКГБ?
– Докладывайте, старший сержант, – кивнул подполковник Куприянов. Это получилось жестче обычного, но девушку, похоже, подобное обращение не смутило.
– Только что нами была перехвачена шифровка, – Лиза протянула небольшой листок.
Куприянов потянулся за листочком. Его взгляд скользнул несколько ниже, чем следовало бы, – он никак не мог оторвать глаз от коленок девушки.
Прямо наваждение какое-то!
Куприянов почувствовал, что волнуется. Хотелось коснуться девичьей кожи, задержать ее ладонь в своей руке, но вместо этого он суховато произнес:
– Хорошо.
Куприянов глянул на группы цифр, написанных на листочке, спросил:
– Шифровальщикам передали?
– Так точно, товарищ подполковник. Они работают. Связисты говорят, что почерк радиста тот же, группа захвата выехала. Но вряд ли они успеют их перехватить, передача велась из-под Судака.
– Понятно, – протянул подполковник, складывая вчетверо шифровку. Затем он сунул ее в нагрудный карман гимнастерки.
Следовало бы немедленно доложить вышестоящему начальству о выходе противника на связь, да и девушке пора было заниматься своими делами, но отпускать ее вот так сразу не хотелось – мешала юбочка защитного цвета, которая плотно облегала овальные девичьи бедра.
Степану Куприянову как начальнику ялтинского НКГБ по долгу службы полагалось знать многое. Ему было известно, что девушка проживала в женской казарме вместе с тремя десятками таких же, как и она. Вот, правда, после отбоя многие женщины волшебным образом куда-то исчезали и возвращались только перед самым рассветом. На них не действовали никакие уговоры командиров, ни приказы начальства, ни ситуация военного времени. Женщинам хотелось любви, и упрекать их в этом было грех. Единственной женщиной, которая ни разу не покинула казарму, была именно она, Елизавета.
Интересно, а пришла бы Лиза к нему сегодня ночью, если бы он ее вдруг поманил?
– Когда вы сменяетесь? – спросил нейтральным голосом Куприянов.
– В восемь часов вечера, – отозвалась Елизавета. – А что, намечается какая-то серьезная работа? – спросила она с заметной готовностью.
Глаза наивные, как у первоклассницы. Так и растеряться можно. Как же ей, дурехе, объяснить, что он просто хочет остаться с ней наедине, а там, если повезет, завалить на узкий кожаный диван.
– Нет, просто подумалось, – отвечал Куприянов, испытывая некоторую неловкость от нахлынувших мыслей. – Возможно, будет некоторая срочная работа… Но я сообщу, если что, – неопределенно протянул он.
– Разрешите идти? – весело спросила Елизавета.
– Идите, Федорова! – суховато сказал подполковник.
В глазах девушки Куприянов рассмотрел задорные смешинки, которые свидетельствовали о том, что она не так наивна, как выглядит на первый взгляд.
Елизавета