В ноябре на Преображенском рынке у спекулянтов стакан махорки стоил уже 10 рублей. «Люди курят хмель, вишневый лист и чай. После чайной папиросы – рвоты и головная боль. В начале войны Мосторг с добра ума расшвыривал запасы табака. Он продавался везде и повсюду… Спички тоже были разбазарены возмутительным образом… И все это безобразие проходит у нас безнаказанно Мосторгу. Доколе?»
Почему-то советский человек всегда и во всем винил работников торговли. Неужели они решали вопросы карточной системы или они отвечали за вечный дефицит? Но именно они были выбраны в качестве непременных персонажей всех фельетонов, иначе кого же высмеивать? Потом их даже в мирное время стали расстреливать. Извечный вопрос: кто виноват? Ясно, что не Мосторг.
Спекулянтов наказывали: за пачку махорки – пять лет тюрьмы. Столько же бабе, продававшей папиросы вроссыпь. Продававшему на рынке папиросы товарищей по заводу– 10 лет с конфискацией. Тем не менее люди наживались на слабостях других. «Сосед уныло сообщил, что купил у спекулянта за 45 рублей 100 граммов махорки в тщательно запакованном пакете. Дома обнаружил, что внутри сено. „Я чуть с ума не сошел. А может быть, и сошел“… В аптеках нельзя купить сухой ромашки и шалфея: все пошло на курево, курят череду и дубовый лист» (декабрь 1941 года). «В кино на экране актер закуривает папиросу. В зале кричат: „Оставь докурить!“».
Тамара Рудковская тогда была высокая, очень худая, почти зеленого цвета девушка: с началом войны у нее начался туберкулез. Однако в обеденный перерыв она часто с «козьей ножкой» демонстративно ходила по цеху. Самокрутка была совершенно пустая – просто кусок свернутой газеты. Рабочие сочувствовали такой молоденькой, но втянувшейся в курение даме, не забывали включить ее в список курящих на месяц: на заводе выдавали махорку – 1/8 от пачки. Тамара эту махорку относила на Преображенский рынок и обменивала на молоко.
Весной 1942 года на улице нередко можно было увидеть мужчин с лупой в руках: наводя солнце на растрепанную папиросу, они ее зажигали. Или «на манер средневекового запорожца куском стали высекали из камушка искры, чтобы заставить тлеть примитивный трут, сделанный из старого бинта» (Вержбицкий).
Этот праздник москвичи отмечали, несмотря ни на что. Уже в середине декабря 1941 года нарасхват шли елочные украшения. ВЦСПС и Моссовет устраивали елки для детей в ста помещениях с концертами, подарками и встречами с красноармейцами. На улицах Москвы продавались зеленые елки из неоккупированного Подмосковья.
Но в середине декабря 1941 года Вержбицкий записал: «А в общем, в эти дни побед и разгрома немцев под Москвой не видно особенного ликования. Радуются все очень сдержанно. Москвичи еще только начинают по-настоящему понимать, какое бедствие ожидало их и от какого несчастья они освобождены. Такие величественные события доходят до нашего чувства и до сознания, когда время несколько отодвинет их в прошлое».
Трамвай тогда стал основным видом