Через три дня после «паники» Вержбицкий записал в дневнике: «16 октября войдет позорнейшей датой, датой трусости, растерянности и предательства в истории Москвы. И кто навязал нам эту дату? Этот позор? Люди, которые первыми трубили о героизме, несгибаемости, долге, чести. Опозорено шоссе Энтузиастов, по которому неслись в тот день на восток автомобили вчерашних „энтузиастов“ (на словах), груженые никелированными кроватями, коврами, чемоданами, шкафами и жирным мясом хозяев этого барахла».
Тогда в середине октября 1941 года весь гнев москвичей вылился против «бросающих свои посты шкурников». «Но почему правительство не опубликует их имена, не предаст гласному суду?»
О бегстве партийного руководства, о хищениях говорили много и громко: народ надо было успокоить принятыми мерами. Их приняли, а как и кто ответил, это уже вопрос совсем другой. «Все ломают голову над причинами паники, возникшей накануне. Кто властный издал приказ о закрытии заводов, о расчете с заводов, кто автор всего этого кавардака, повального бегства, хищения, смятения в умах. Кругом кричат, громко говорят о предательстве, о том, что „капитаны первые бежали с корабля“ да еще прихватили с собой ценности. Слышны разговоры, за которые три дня назад привлекали бы к трибуналу».
Да, люди заговорили, впервые за много лет открыто стали возмущаться на улице, просто чтобы наконец выговориться, как потом много лет в пустоту возмущались в бесконечных очередях. А тогда накопившееся в душе выплескивали в виде привычных «предательство, паника». Но, возможно, это была просто спешно объявленная эвакуация, в которой уже через два дня было стыдно и ненужно сознаваться.
Сын Вержбицкого Валя сообщил, что их завод был минирован, директор товарищ Муха «улетел с головкой. Расчет производился вне завода. Жгли чертежи. В результате на заводе имени Маленкова, где делают части танков, висит замок». «В продмаге на стене объявление: „Тов. косширши! За вами числится 2699 руб. 93 коп. Предлагаем