Кутузовский проспект. Александр Васькин

смерти Сталина Полякова просто-напросто раздавили, вытерев об него ноги. Именно его высотка «Ленинградская» была объявлена самой дорогой. Когда в 1954 году начался пересмотр данных ранее превосходных оценок проектам высотных зданий, использованные Поляковым «национальные мотивы старорусского зодчества» стали главным объектом критики не только этих конкретных зодчих, но и всей команды сталинских лауреатов-высотников. Из уст в уста передавались слова Хрущева, брошенные им в адрес одного из предметов интерьера «Ленинградской»: «Это что еще за паникадило?» – только и сказал борец с культом личности, имея в виду огромную и в своем роде уникальную люстру гостиницы. Внезапно прозревший коллега Полякова Лев Руднев писал о нем: «Тщеславие порождает в ряде случаев произведения дурного вкуса, подчас выпадающие из ансамбля. Черты фальшивой, буржуазной помпезности и необузданного украшательства находим мы в интерьерах гостиницы “Ленинградская”».

      После публичного остракизма, которому подвергся Поляков, по советским идеологическим традициям виновный должен был торжественно раскаяться, признать свою вину, заверив в этом родную партию и правительство. Но вместо этого он продолжал упорствовать и не убрал из своих «неправильных» проектов излишества. Тем самым он вновь вызвал на себя огонь критики. Произошло это весьма торжественно – на Втором всесоюзном съезде советских архитекторов в ноябре 1955 года в Москве. А набросился на Полякова его же коллега – ответственный секретарь Правления Союза архитекторов СССР П. В. Абросимов, сам получивший Сталинскую премию за участие в проектировании высотки МГУ. В ответ Поляков буквально молит о пощаде: «Я думаю, что выступать с покаянной речью, откреститься от всего сделанного мною и наобещать в самом непродолжительном времени стать безгрешным было бы несерьезным. Поэтому я ограничусь тем, что скажу о своем полном согласии со всей критикой в мой адрес. Было бы неискренним с моей стороны, если бы я скрыл от вас то глубокое горе, которое мною овладевает, когда я вижу, что мои значительные произведения приняты и поняты не так, как я ошибочно рассчитывал… Я заверяю вас, что приложу все свои усилия для того, чтобы создать новые произведения, которые будут удовлетворять мою художественную совесть и в то же время ответят всем условиям современного строительства, будут поняты и приняты советским народом… Я отнюдь не похож на того субъекта с медным лбом, которого нарисовал в своем докладе товарищ Абросимов и назвал моей фамилией. Я все понял и искренне принял… Я прошу еще раз поддержки в том, чтобы мне дали успокоиться, вывели меня из невозможного состояния “дежурного” примера всех нелепостей и несуразностей. Я прошу также немного объективности. Не забывайте и положительных сторон моей работы».