Рыночный механизм, помимо всего прочего, создал иллюзию экономического детерминизма как всеобщего закона для всех времен и народов.
Для рыночной экономики этот закон, разумеется, справедлив. В самом деле, функционирование экономической системы в этом случае не только влияет на все общество, но и обусловливает его, к примеру, как стороны треугольника не просто влияют на углы, но и обусловливают их.
Возьмем социальную стратификацию. Спрос и предложение на рынке труда соотносятся с классами, соответственно, нанимателей и работников. Общественные классы капиталистов, землевладельцев, собственников недвижимости, брокеров, торговцев, лиц свободных профессий и т. д. зависят от рынков земли, финансов, капитала и производных, а также от рынков услуг. Доходы этих общественных классов определяются рынком, а их место и положение – доходами.
Давно заведенный порядок был полностью изменен. В знаменитой фразе Мэна «договор» сменил «статус», или в формулировке Тённиса «общество» заменило «общину», или в терминах настоящей статьи не экономическая система встроена в социальные отношения, а эти отношения встраиваются теперь в экономическую систему.
В отличие от общественных классов, прочие социальные институты зависят от рыночного механизма лишь косвенным образом. Государство и правительство, брак и воспитание детей, организация науки и образования, религия и искусство, выбор профессии, типы жилищ, структура населенных пунктов, вся эстетика обыденной жизни должны соответствовать принципам утилитарности и по крайней мере не мешать работе рыночных механизмов. Но так как всякая человеческая деятельность протекает не в вакууме и даже святому требуется его столп, рыночная система косвенным образом воздействует на все общество. Очень трудно избежать ошибочного умозаключения, что реальный человек – это «экономический» человек, а реальное общество – это экономическая система.
Секс и голод
Однако правильнее было бы сказать, что все основные общественные институты основаны на смешанных мотивах. Обеспечение индивида и его семьи не исчерпывается стимулами насыщения, а институт брака – сексуальными мотивами.
Секс, как и голод, является одним из самых могучих побуждений, особенно если он не скован другими мотивами. Видимо, поэтому семья во всем разнообразии ее форм никогда не концентрируется на сексуальном инстинкте, подверженном колебаниям и капризам, но отвечает целому ряду полезных требований, которые исключают разрушение сексом этого важного для человеческого благополучия института. Сам по себе секс не способен породить ничего лучше борделя, и то только с помощью некоторых стимулов рыночного механизма. Экономическая система, основанная преимущественно на утолении голода, будет столь же деформированной, как и институт семьи, исчерпывающийся удовлетворением полового инстинкта.
Попытка приложить экономический дете�