Алька отметил, как оживились «дружинники», какими взглядами переглядывались. И понял, что был прав. Может, первая ночь среди повинностей и не числится, но, похоже, у баронской челяди право пользовать приглянувшихся селянок есть. Или без всякого права юбки задирают, и жаловаться на них как бы себе дороже не получилось…
Шагали все ввосьмером: и пришлые, и местные. Дружинники оружие держали в руках и позыркивали на троицу робинзонов отнюдь не дружелюбно. Скольких, интересно, они переписали, а скольких уклонявшихся по деревьям развесили?
Погост был обустроен внутри здоровенного, раза в четыре больше остальных, фундамента. Может, в древние времена стояла тут сельская администрация, или почта, или еще какое-то казенное здание… А сейчас посреди фундамента вымахала высокая сосна, а под ней – одинокий холмик, свежий, с воткнутым колом и приколоченной поперек него табличкой. На табличке значилось: АНАСТАСИЯ ГНЕДЫХ. А чуть ниже две даты, вторая совсем недавняя… Табличку регулярно, раз в три дня подправляла сама Настена, она же перекапывала холмик, шутила: «Сто лет теперь проживу, не меньше…»
– Третьего дня, сталбыть, преставилась… – сказал дед негромко и печально. – Весна… За зиму все подъели, а сейчас супцом из лебеды пробавляемся… Ну и… Слабела день ото дня, иссохла, совсем, сталбыть, как былиночка стала…
Дед всхлипнул. По морщинистой щеке – Алька удивился – поползла настоящая слеза. Сам он не смог прослезиться над фальшивой могилкой… Но постарался изобразить печальное лицо, вздохнул жалостливо.
– Сочувствую, селяне… – сказал «благородие».
Почти даже искренне сказал, и почти даже стал похож не на цепного баронского пса, а на нормального человека. Но затем добавил, все испортив:
– Молодая… Много чего за нее в замке могли получить, селяне…
– Молодая и свежая… Может, откопаем? – предложил пулеметчик и загыгыкал так, что стало ясно: доверять такому дебилу пулемет – дело рискованное.
У Альки все сжалось внутри. Ну как «благородие» и в самом деле заставит их разрыть яму? Для проверки, для полной гарантии?
Не заставил. Вскоре кучка всадников исчезла за деревьями – возвращались назад той же тропкой, что и приехали, дальше конного пути не было: непроходимые леса, буреломные, там и пешему-то надо топором себе дорогу прорубать… И туда, подумал Алька, надо было уходить, когда присматривали место для поселения. Потому что здесь жизни не будет. Повадились приезжать, теперь не отстанут. Может, поначалу и в самом деле не станут налогом давить, дадут хозяйству подняться. Зато потом спуску не жди… Да и Настену один раз уберегли, а в другой гости незваные нагрянут неожиданно – и что? Ибрагим к ним в сторожа не нанимался…
Дед Матвей придерживался того же мнения.
– Сниматься с места надо, – говорил он час спустя, когда Настена вернулась из убежища. – Летом к Нарове дорожку разведаем, плот в укромном месте на берегу сладим. Урожай соберем, продадим, – и ходу на тот берег.