Я невольно прислушивалась к разговору дедов.
– Скажите, Радий Ефремович… – начала Елена.
– Просто Радий.
– Да, хорошо. Вот вы жили здесь, на Байконуре, в шестидесятые. И каким он вам тогда казался, этот город?
– Прекрасным! Всюду новостройки – но такой размах! И полет. Представляете, тридцатую школу (ну, она была первая в городке, просто ее для конспирации тридцатой наименовали) построили за одно лето! В три смены солдатики пахали. Но я мало в городке тогда бывал. Все больше на площадке. А здесь только на праздники и в редкие выходные. На танцверанду офицеры приезжали. Знаете, как тогда говорили? Вы меня извините за гусарскую прямоту, но иначе не звучит. Здесь, на полигоне, считали так: на одну даму приходится десять метров шланга и ведро яиц.
– А вы тут себе жену нашли?
– А где ж еще! Эльвирка поварихой была, в буржуйке.
– В буржуйке?
– На площадке четыре столовые были: солдатская, офицерская, для специалистов и для начальства. Для буржуев, значит. Мы поженились – нам квартиру сразу здесь, в городке, дали. Денег на Байконур государство не жалело. К семидесятому году кинотеатр «Сатурн» построили – огромный, широкоэкранный, на тысячу сто мест, бассейн. Деревья подросли. А снабжение! В советские времена – важнейшая вещь! А у нас, говорили, снабжение лучше, чем в Москве. Или, скажем, в городке Звездном. Копченая колбаса с черной икрой в магазинах лежала! Квартиру нам довольно быстро дали. Мария – вон, мать его, – Радий кивнул на сидящего напротив Сеньку, – у нас подрастала.
– А что ж вы уехали?
– Климат. Климат ужасный, конечно. Да и потом, Подмосковье, пусть и дальнее, по-любому лучше пустыни.
– Вот и я тоже так решила.
– Вы здешняя?!
– Да, выросла здесь. В той самой тридцатой школе училась.
– А я распинаюсь!
– Но я в семнадцатилетнем возрасте, сразу после выпускного, отсюда уехала. С тех пор пару раз приезжала на каникулы. А в конце восьмидесятых родителей в Питер перетащила – и уже с концами.
– Вы, значит, тоже на родное пепелище пожаловали?
– Вроде того.
Этот диалог рядом с собой я слушала вполуха. Сама пыталась наладить контакт с Денисом. Но он был какой-то дерганый. На мои реплики отвечал односложно. И особого внимания ко мне – напряженного, мужского, как вчера вечером или сегодня с утра, – не проявлял. Я не то чтобы обиделась, но задумалась: что это с ним? И, может, это я совершила какую оплошность?
А потом, как бывает в любом застолье, народ решил сделать перерывчик. Стали выходить, кто прическу поправить, кто покурить. Тут-то и произошла встреча, которая, как я сейчас понимаю, стала точкой невозврата для нашего путешествия. И которая мирный туристический-ностальгический вояж превратила в нечто совсем-совсем иное. А тогда я не придала случившемуся особого значения.
Дед