Не люблю молчунов – никогда не знаешь, что от них ждать. Почему они молчат? То ли считают себя очень умными и не хотят с тебой, дураком, разговаривать. Или они, наоборот, глупые и боятся, что ты об этом узнаешь.
У меня на работе стол, компьютер, кружка, пингпонговая ракетка. А сегодня еще и хорошее настроение. Я вожу курсор по монитору и насвистываю модный мотивчик. «Ты чего это?» – осаживаю я себя.
И вдруг вспомнил: утром на улице мне улыбнулась какая-то девушка.
* * *
Кто-то не любит носить галстук. А меня он заводит, как шнурок лодочный мотор. Затяну утром узел на шее, и мои движения становятся быстрыми, стремительными. Я хватаю мобильник, портмоне, бутерброд и бегу на работу.
Кто важнее – один из первых вопросов детства. Для меня главным был дед, он сидел во главе стола, был солиднее бабушки, которая, как казалась мне, играла вторую роль. Когда я что-нибудь выклянчивал, она говорила: «Спроси дедушку».
Только через много лет я узнал who was who.
Чем больше волос падает с головы, тем больше на ней появляется рогов.
Он лежал в Колонном зале Дома Советов, а я шел к нему внутри огромной толпы, ход которой вдруг застопорился. Некоторые находчивые шустряки нырнули во двор большого дома и полезли по пожарной лестнице, надеясь через чердак пробраться к цели. «Не будь дураком», – сказал я себе и пошел за ними. Подойдя к лестнице, я поднял голову и вдруг замер – прямо надо мной из-под серого драпового пальто сверкнули голубые девичьи трусики с узкими розовыми резинками. Я смутился, отвел глаза, снял ногу со ступеньки лестницы и повернул обратно. Так я не попал к Сталину. Мне было 18 лет.
Кто может отличить корейца от китайца, а китайца от вьетнамца? Я нет.
А мингрела от абхазца, или грузина от азера? Тем более.
Все лица кавказской национальности на одно лицо.
Но если поставить их рядом и приглядеться...
Перед операцией на открытом сердце я пришел к хирургу.
– От вас требуется, – сказал он, – "История болезни" из районной поликлиники и еще, – он сделал паузу, – 2 бутылки водки. Для обмывания.
Второе требование повергло меня в абсолютное уныние...
...После операции, очнувшись от наркоза, я увидел над собой круглое пятно женского лица.
– Что, милок, проснулся? Живой, значит. – Я ощутил терпкий водочный перегар.
И в моем трезвеющем мозгу вдруг вызрел вопрос: "Неужели эта санитарка одна выжрала обе мои бутылки водки? Вот здорова баба."
Из 10 человек, идущих сейчас по улице, только я знаю, что конфетная обертка – это фантик, а уличный туалет – клошмерль. Но я один из них не знаю, чем iPad лучше iPodа и не помню куда делся ключ от квартиры, только что лежавший в кармане моего пальто.
Я очень старый. Я помню, как коптит керосинка, шипит примус и стрекочет керогаз. Я помню надпись на ложках заводской столовки «Украдено в Нарпите». Я видел Сталина – сжимая коленками плечи отца, вместе с его ГСПИ-6 я демонстрировал на Красной площади «мочь и величие».
– Я совсем еще не старый. Я проявляю неслабое внимание к нестарым прелестницам. И если я не осмеливаюсь приникать к