Многие из тех, кто в нашей истории примкнул к контрреволюционерам, на этот раз сражались на окраинах бывшей Российской империи совсем на другой стороне. Так, например, кавалер четырех георгиевских крестов штаб-ротмистр Виленкин, в нашей истории бывший начальником кавалерийского отделения СЗРиС, в данный момент в составе конно-механизированной бригады Красной гвардии рубился с британскими наемниками в районе Басры. Где-то вместе с генералом Деникиным на Кавказском фронте воевал полковник Страдецкий, который в нашем прошлом отвечал в Союзе за связь с Добровольческой армией. Многие и многие из тех, кто в нашей истории пошли против Ленина и Троцкого, в новом варианте отнюдь не желали выступать против Сталина и его окружения.
Поэтому выступление Савинкова были готовы поддержать только несколько сотен офицеров. Полковник Гоппер и сам не был уверен – сколько именно из них поддерживают Союз только на словах, а сколько в решающий час выйдет на улицы с оружием в руках. Но величайший авантюрист в истории русской революции считал, что находится на подъеме, и всего лишь мгновение отделяет его от момента, когда он вскочит в седло вороного коня[4] и под бой колоколов торжественно въедет в Зимний дворец.
В данный же момент, когда прикомандированные к НКВД бойцы спецназа ГРУ на крыше дома 83 по Сергиевской, прямо над квартирой Мережковских, готовились спуститься на тросах вниз, на тот самый балкончик, с которого год назад «изогнувшаяся гусеницей Зинка выкрикивала проклятия революционным матросам» (Бродский), и мышеловка была уже готова захлопнуться, Савинков был занят тем, что, надувшись, как петух, нашедший жемчужное зерно в навозной куче, проповедовал своим немногочисленным сторонникам «Евангелие от Бориса».
Зинаида Гиппиус, которая, несмотря на свои сорок девять лет, находилась в самом расцвете бесплодной красоты, и двадцатидвухлетняя Любовь (Эмма) Дикгоф, одесситка по происхождению и парижанка по воспитанию, составлявшие женскую часть компании, были в восторге от своего кумира. Для Гиппиус Савинков был литературным протеже и политическим вождем, а Любовь Дикгоф была влюблена в него как кошка и не мыслила жизни без Савинкова.
Но там, наверху, все уже было готово, и старший штурмовой группы несколько раз щелкнул ногтем указательного пальца по микрофону рации, после чего две остальные группы, у черного и у парадного входов, подняли скрывающие лица маски, надвинули на глаза защитные очки, изготовившись к штурму.
– Раз, два, три, – первая тройка спецназовцев, спрыгнув с крыши на тросах,