И все же… он отнял чужую жизнь.
Я смотрю в окно на мелькающие деревья. Это не виргинские дубы, но они напоминают мне о парне, который, возможно, ждет меня, как и о том, у кого отобрали жизнь.
Спустя пару часов мы сворачиваем на грунтовую дорогу – до дома уже рукой подать. Если не считать теплого ветерка и стрекота цикад, день настолько же тих, насколько пустынна дорога. Я откидываюсь на спинку сиденья, чувствуя, как замирает сердце, и гадаю, стоит ли красный пикап у пруда Хэкмена.
По приезде я топчусь возле машины, и за моим нежеланием идти домой стоит нечто большее, чем обычная неохота, которая овладевает мною всякий раз, когда мы с мамой возвращаемся от Джейсона. Не помогает даже то, что во дворе стоит грузовичок дяди Майка, а дядя Майк хорош тем, что поднимает всем настроение.
Строго говоря, дядя Майк мне не дядя. Он лучший друг моего отца с самого детства, почти как брат ему, и, послушать его, так еще и обладатель разбитого сердца, с тех пор как мама предпочла ему папу. Мама всегда напоминает ему, что они толком и не встречались и что именно он познакомил ее с отцом.
Как бы то ни было, дядя Майк все еще не женат. Помню, как, бывало, он напивался в стельку и падал на диван у нас дома, так что нам приходилось забирать у него ключи от машины. Он тогда бормотал что-то о том, как должен был бороться за маму вместо того, чтобы смотреть, как его лучший друг крадет ее сердце. Впрочем, потом он всегда со смехом открещивался от этих слов и даже в шутку расспрашивал нас с Джейсоном и Лорой, нет ли у нас на примете каких-нибудь перспективных матерей-одиночек.
Дядя Майк тащится из подвала, когда мы с мамой открываем сетчатую дверь. Его взгляд загорается, останавливаясь на мамином лице, но улыбка, которую он дарит мне, такая же теплая. Дядя Майк уступает моему отцу в росте и ширине плеч. Однако он не растерял шевелюру, и у него довольно густые волосы, светлые и слегка вьющиеся, хотя он носит короткую стрижку, а еще постоянно жалуется на неспособность отрастить бороду. Он симпатичный парень, дядя Майк; просто ему никак не удается привлечь единственную женщину, которая его интересует.
Он спешит придержать для нас дверь.
– Спасибо, Майк, – говорит мама, направляясь к лестнице. – Останешься на ужин?
– Какой дурак откажется? – Он выгибает шею, провожая ее взглядом, пока она поднимается к себе наверх. Потом переключается на меня. – Привет, малыш. Как твои отношения со льдом?
– Холодные, – отвечаю я.
– Кроме шуток. Когда отправляешься на Олимпиаду завоевывать для меня золото?
Я натянуто улыбаюсь.
– Со дня на день.
– Вот как? Я так и думал. И даже подобрал для тебя одно движение, которое непременно нужно включить в твою программу. Прямо-таки золотое. Что-то среднее между «ударом журавля» из фильма «Парень-каратист» и танцем хула[14].
Я не смотрела «Парня-каратиста», и, пока наблюдаю за тем, какие кренделя выделывает дядя Майк посреди гостиной, у меня возникают большие сомнения в том, что он сам