– Так что, идём? – поторапливал его Вайс.
Запись начиналась с тишины.
По какой-то причине Ана была уверена, что тишина эта, как чей-то бесплотный голос, неведомым образом записана на плёнку.
Выжидающее молчание длилось, впрочем, недолго – меньше, чем глубокий вдох. В наушниках что-то едко, прерывисто зашипело. Ана поморщилась – запись подмывало выключить, рука сама потянулась к кнопкам. Но тут шипение оборвалось резким и громким треском, как во время вечерних выпусков новостей, когда голос ведущего неожиданно уходит в истерический шум, будто несколько радиоволн сливаются в один, мощный поток звука.
Последовало быстрое чередование высоких сигналов, вызывающее в памяти электрическую музыку из поездов. Ана представляла себе колебания маятника, удары которого обращаются в звон, и при этом ритм с каждой секундой усиливается, маятник звучит всё пронзительней, с нарастающим раздражением, пока вдруг не замолкает, резко, как оборванный крик.
Ана даже проверила, работает ли ещё гуптика.
В наушниках послышался тусклый шорох, шум осыпающегося с барханов песка, от которого стало спокойно и тепло – захотелось откинуться на спинку кресла, глубоко вздохнуть, расслабиться, закрыть глаза.
Сквозь шелест ветра пробился судорожный и высокий голос. Это походило на старинную песню, испорченную помехами так, что Ана не могла разобрать ни слова. Голос вздрагивал, растворялся в окружающем его шуме или срывался на пронзительный фальцет, точно кто-то пытался перекричать вой надвигающейся бури.
А потом проигрыватель остановился.
Ана долго сидела, уставившись на гуптику. Ей вдруг пришла в голову мысль, что число на кассете – это бессмысленный набор случайных цифр, вроде того, который выдают машины для предсказаний на основе радиопомех.
Запись испорчена.
Наверное, она размагнитилась. Нив взял домой старую никому не нужную плёнку на случай. И ей он не сказал, потому что такая мелочь не стоила упоминания.
Или же это одна из тех искажённых радиопередач, расшифровкой которых занималось бюро. Нив зачем-то притащил её домой, нарушив десятки правил, и спрятал в столе, надеясь когда-нибудь разгадать потерянное в песках послание, хотя у них не было даже проигрывателя.
Но нет, это совсем не имело смысла.
Сад предупреждал о том, что гуптика не очень хорошо работает. Наверняка ей не пользовались уже несколько лет. Может, она даже испортила запись.
Ана вздрогнула, содрала со штекеров кассету и быстро промотала плёнку вручную, но не нашла никаких повреждений.
Она поставила кассету на место.
Это и есть запись, которую Нив по непонятным причинам прятал от неё в столе. Странный шорох, молчание, нервная ритмичная музыка и чей-то высокий голос.
Ана прослушала плёнку пять раз подряд и вдруг почувствовала, что её собственное дыхание подчиняется звучащему в наушниках рваному ритму. Это чувство было несложно спутать с началом приступа, но она совсем не испытывала страха.
Ана сняла тяжёлые