Высоко, высоко…
там где ветер гуляет по склонам гор
и журчит ручей – там я.
Но все это ничто, без твоей улыбки,
любимая.
ЗАЖАТЫЕ В ДОЛИНЕ
В зеленом небе кружили орланы, у них начинался любовный сезон. В это утро птиц что-то беспокоило. Причиной тому была горстка людей, близко поднявшаяся к их гнездам. Одна из птиц угрожающе спикировала над человеком, неподвижно стоявшим на самой вершине горы, но Илла в одной лишь длинной льняной рубашке даже не шелохнулся. Его меч с рукояткой из бивня мамонта был небрежно воткнут в землю рядом со сброшенной в кучу кольчугой. В такие сакральные для всего племени минуты Илла всегда освобождался от амуниции. Его седая борода, заплетенная в многочисленные косички, развевалась по ветру, как степной ковыль. Воины-пергалесцы стояли чуть ниже по склону и перешептывались. Женщины и дети не принимали участие в ритуале.
– Илла будет говорить с Солнцем!
– Илла равен Солнцу. Пусть Солнце укажет ему путь, и мы пойдем за ним.
Ближе всех к вождю стоял горбатый карлик. Его звали Жамаал. Он был с отвисшей верхней губой, мешающей правильно говорить. Еще он хромал на одну ногу и всегда ходил с деревянным посохом. Он был знахарем и шаманом племени.
– Владыка, прости мне мою дерзость, что нарушил твое уединение… – сказал карлик, явно встревоженный долгой задумчивостью Иллы. – Вчера произошло чудо, и ливень спас нас. Римские шакалы рыскали всю ночь, но с рассветом их поиски будут продолжены! Мы здесь, как на ладони. Нас мало, нам надо уходить в леса. Ветер гонит тучи прочь, и я боюсь…
– Я тоже боюсь, Жамаал, – прервал его вождь, открыв глаза и поднимая руки к небу. – Кто не боится, тот безумец. Скажи народу, что Солнце говорит мне, чтобы я принял бой здесь. Мы встретим рассвет достойно, как встречали его всегда наши предки!
БИТВА РИМЛЯН С ПЕРГАЛЕСЦАМИ
– Дочь, я прожил долгую и счастливую жизнь и не раз видел смерть в лицо, но сейчас, подобно волку, загнанному в ловушку, я чувствую, что этот бой может быть последним. Мне больно сейчас, когда я представляю, как наши поруганные трупы клюют вороны, как издеваются враги над женщинами и как угоняют наших детей в рабство, но всего этого пока нет, и в тоже время будет и будет очень скоро. Мне больно. Но тебе будет еще больнее, чем мне, потому что ты это увидишь сама своими глазами. Да, не смотри на меня. Я не сошел с ума.
Вождь протянул пузырек с голубоватой жидкостью своей дочери.
– Ты красивая девушка! Возьми это медленный яд, это дар Жамаала. Помажь свое тело и прополощи рот. Каждый, кто поцелует тебя, умрет. Каждый, кто тронет тебя, умрет.
Он обнял свою дочь и благословил, поцеловав три раза в ее короткостриженую макушку.
– Отец, спасибо тебе. Но лучше умереть в бою, чем пройти муки унижений ради непонятного мщения! – ответила девушка и, послушно взяв пузырек, ушла к стану таких же коротко обстриженных девушек и женщин.
Тем временем, вражеская колонна медленно шла вперед. И с каждым разом сердце замирало в предчувствии приближения смерти. «Раз-раз-раз» – стучали воины-пергалесцы мечами о щиты, настраивая себя к битве. Девушка из укрытия кибитки различала правильные ряды противника, и ее ноздри широко расширились, когда уловили запах чужих мужчин. К этому запаху ей еще нужно было привыкнуть.
Впереди первой фаланги римлян появились закованные в доспехи всадники, они стали разделяться на две группы, планируя атаковать с флангов. Девушка посмотрела на отца. Он сидел на коне также в полной амуниции. Почему-то в этот момент она увидела в нем ни мужественного воина, отдающего в спешке приказы, а глубокого старика.
Пешие ряды противника еще не приблизились на расстояние рукопашного боя, а обороняющие уже расступились, заманивая скачущих на них с боков всадников внутрь. Не встретив должного сопротивления, последние прорвались к центру и сомкнулись с противоположным крылом конной атаки. И как только они сомкнулись, оценивая в какую сторону им теперь начать движение и стали разворачиваться, чтобы не порубить с дуру друг друга, до этого неподвижные варвары словно ожили, и длинные колья стали пронзать лошадей. Животные падали, пораженные, вставали на дыбы, сбрасывали своих седоков, хаотично метались, топча все под ногами. В этом кошмаре сражался и сам Император. Его можно было узнать по золоченому шлему с красивыми павлиньими перьями. Несколько преданных телохранителей всегда были рядом с ним, и сейчас они помогали ему уцелеть в этой схватке ценой своей жизни.
– Никого не щадить! – закричал Император сквозь звон мечей и стоны умирающих.
И его слова словно относились ко всем сражающимся, и к своим, и к чужим. Около часа исход битвы был не понятен, но потом несколько дерзких вылазок пергалесцев и неожиданная атака затаившихся на холме лучников Иллы сильно сдавили левый фланг неприятеля. В какой-то момент затрубила труба, и началось организованное отступление римлян. Удача была на стороне смелых,