продолжал стоять столбом… И вдруг наступила тишина! Глухая и давящая… Словно огромная войлочная попона свалилась с небес и накрыла всё вокруг. Смолкли женские и детские крики, ржание коней, разговоры и смех воинов. И тогда хану Ногаю стало действительно не по себе. Он вскочил, подошёл к Якубу и попытался встряхнуть его. С таким же успехом он мог попытаться встряхнуть огромный кусок скалы. В смятении тумэнбаши покинул свой шатёр. Всё вокруг застыло. Окаменело. Даже воздух стал тяжёлым. Замерли в самых нелепых позах люди и кони. Было тихо до звона в ушах. Не слышно даже пиликанья ночных сверчков. Однако по-настоящему Ногай испугался, когда взглянул на пламя огромного, разожжённого по его приказу костра. Огонь изменил цвет. Из алого он стал сине-багровым. Словно лицо старика, сражённого ударом собственной крови в голову. И ещё… Высокие языки пламени не плясали как прежде, хищно и весело. Они едва двигались, лениво шевелились, словно подвешенные к небесам сонные сине-багровые змеи. Ногаю стало зябко, да что там, ему стало ужасно холодно. Он двинулся к огню, обошёл окаменевшую с искажённым лицом молодую женщину. Её серое домотканое платье было разорвано. Наружу торчала упругая, налитая молоком смуглая грудь. Мать судорожно прижимала к себе младенца, мальчика месяцев шести от роду. Темник подошёл к костру и поднёс заледеневшие пальцы прямо к лениво шевелящимся багрово-лиловым языкам.
