Вот бы взглянуть на них! Тимур бережно перебрал исписанные листы. Нет, ни одной не сохранилось. Как жаль. Он попытался представить себе дом его предков. С высокими потолками, толстыми кирпичными стенами, такими, что в самый знойный день в нем было прохладно без кондиционера…
Мальчик вновь склонился над папкой.
«…Наш дом… Он приходил ко мне еще долгие годы во сне. Сколько слез, сколько горьких упреков было высказано книжными девочками папе! За то, что допустил, что они, пишущие стихи, ведущие дневники, грезящие театром, мечтающие о славе, из «дворянского гнезда», как негласно называли наш район, очутились на глухой окраине города. В безликой панельной многоквартирке. Вдали от любимой восемнадцатой школы, а главное – от родного парка Тельмана.
Как он мог, почему не добивался своего права, ведь мы, как «частники», могли остаться в центре?
Дочери плакали, не зная, как их отец сам себя корил бессонными ночами. Их добрый, мягкий папа не мог признаться (да они бы тогда и не поняли), что он не из породы «победителей».
И этот самый ген уже передан им. Его нерешительность трансформируется у них в неумение «вырвать свое» отразится на судьбах – неправильно выбранными профессиями, ненаписанными картинами, несочиненными стихами…
Его любимые дочери – принцессы на горошинах – всю жизнь проживут в золушках, так и не дождавшись своих принцев. Там, куда они попали, их просто нет…»
– Да здесь он, где же ему еще быть?! – опять ввалился в комнату развеселившийся отец. – Читает опять! В кого таким книжным червем уродился – не знаю. Мы с Раношкой вроде бы нормальные. А? Ну да, в прабабку. – Тимур, ну-ка поздоровайся с дядей, скажи, как соскучился…
– Алло, здравствуйте… – только и успел сказать мальчик.
Отец выхватил телефон и продолжил громко что-то рассказывать и о чем-то договариваться, бросив, однако, недовольный взгляд на папку в руках сына.
«…Пятый номер. От тебя не осталось ничего. Только дорога и спуск к парку. Проходя, я вспоминаю, как летом босиком бегала здесь за мороженым. Не оглядываюсь на здание банка грязно-красного цвета за прочной решеткой, появившееся на дорогом месте.
Для меня по левую сторону до сих пор стоят ворота, а за ними – оно, мое детство, наш двор и соседи.
Елена Вадимовна, когда почувствовала, что уже не в состоянии справляться со своими нуждами, приняла в один прекрасный вечер большую дозу снотворного.
Что она видела в своем последнем сне на этой земле?.. Детство в Петербурге, учебу в Смольном или ушедшую теперь уже Россию?
Пустой холодильник, потому что все надо было доставать? Но за свою долгую жизнь она так и не научилась