Дильтей напоминает нам, что нет такой социологии конкретного общества, которая раскрывала бы смысл человеческой судьбы, развития общества, как такового, смысл человеческих стремлений. Может быть какое угодно множество совершенно различных социальных систем, с разными устремлениями, целями, правилами. Мы принимаем все что есть. Именно так люди думали о себе в прошедшие века. Но с возникновением науки, изучением истории после эпохи просвещения судьба человечества стала рассматриваться как единая история развития и прогресса вместе с препятствиями, периодами застоя и регресса, которые, разумеется, вполне возможны. У тех, кто согласен с Дильтеем, не может быть никакой философии человека. Полный релятивизм истории и жизни отрицает преобладание какой-либо одной линии развития над другими и тем самым значение и направление развития как нашего собственного общества, так и других обществ. «Люди плывут в безбрежном и бездонном море: в нем нет ни гавани для укрытия, ни дна чтобы бросить якорь, ни начала пути, ни пункта назначения» Рассматривая тип общества, который предлагают нам социологи, как неизменную схему нашей жизни, мы лишь удивляемся, действительно ли не существует альтернативы, никаких иных возможностей будущего. В описании Дильтея хорошо интегрированного общества нет и намека на что-либо неприятное. В его собственном обществе покорность можно «интернализировать», сопротивление – объявить «патологией», а «отклонение» станет подходящим термином для устранения тревоги или даже чувства вины. Все может быть к лучшему в этом лучшем из миров.»
Вебер немного иначе формулирует свою задачу: если человек свободен, то