Оборотень долго молчал, потом продолжил дрожащим голосом:
– Отца-то у меня рано не стало, так что мачеха обо мне заботилась. Да так, как не всякая родная мать о детище своём хлопотать будет!
Осторожно поинтересовался:
– И отца твоего сгубили злые люди?
– Нет, не они. А всё лисы проклятые! – глаза Акутоо сверкнули яростно. – Папаша-то мой над каппами подшучивать любил. Обнаружит водоём какой-то, встанет около него столбом. Дождётся, пока водяной вылезет. Ну, тот, значит, захочет его в воду утащить или все силы из него высосать, а отец мой, прежде чем тот к нему приблизится, низко-низко ему поклонится.
– И каппа тоже поклонится – и выплеснет волшебную жидкость, которая у него на голове между волос… – подхватил я, замялся. – Ну, или что там у водяных на голове? Гнездо?
– Особая вода в тощем пучке волос, – сказал Акутоо таким тоном, словно самолично извёл не менее сотни-двух капп, приосанился. – Мой папаша девятьсот семьдесят восемь каппа лишил волшебной силы, так что многие из водоёмов стали безопасными для людей! Правда, эти глупцы так и не поняли, какую заботу мой отец им оказал!
Слушать, как оборотень ругает людей, мне было неприятно, потому попробовал отвлечь зверя на другой разговор:
– Должно быть, твой отец и тысячу каппа мог надуть!
– Да, была у него такая мечта, и он так быстро надул этих каппа, – Акутоо гордо поднял голову, потом резко поникнул. – Да будет проклята та мерзкая лиса!
Притворяюсь взволнованным:
– А что случилось?
Врун из меня был не ахти какой, так как мало практиковался, но гордый барсук не заметил моего притворства, с досадой ответил:
– Да одна из этих гадин обернулась каппой – и стала поджидать на берегу реки. Мой отец спокойно и уверенно, как и полагается могущественному неустрашимому и смекалистому воину, подошёл к притворщице, низко ей поклонился. И та ему поклонилась.
Недоумённо уточняю:
– И?
– И когда с каппой ничего не случилось, то отец мой застыл от удивления. А каппа вдруг обернулся гадкой лисой – и давай хохотать над ним. Сердце моего папаши не выдержало такого низкого коварства, оборвалось дыхание доблестного воина…
Я громко расхохотался, услышав о такой нелепой смерти. Злобно блеснули глаза самурая, в которого обратился Акутоо, сверкнуло лезвие в лунном свете и прижалось к моей шее. Сначала меня пронзил холод клинка, потом шею защипало и по ней, по плечу потекло что-то горячее.
Самурай взмахнул мечом, сбрасывая на землю капли моей крови, затем и его оружие, и ножны растворились в воздухе.
– Если бы ты не спас мою вторую мать, я бы тебя сейчас загрыз или зарезал! – прошипел оборотень.
И столько ярости, столько ненависти было в его чёрных глазах, что я невольно отшатнулся. Из глаз оборотня исчезли