Вот мой досуг; в нем ум твой строгой
Найдет ошибок слишком много;
Здесь каждый стих – чай, грешный бред.
Что ж делать! Я такой поэт,
Что на Руси смешнее нет.
Но не щади ты недостатки,
Заметь, что требует поправки.{15}
Это послание вполне обнаруживает взаимные отношения обоих друзей и как важен был Серебрянский для развития таланта Кольцова. В самом деле, только с тех пор, как он сошелся с Серебрянским, и прежние его стихотворения, и вновь написанные достигли той степени удовлетворительности, что стали годиться для печати. Одни из них он поправлял по совету Серебрянского, а насчет удававшихся сразу был спокоен, опираясь на его одобрение. Но не долго пользовался Кольцов советами своего друга. Серебрянскому надо было избрать себе дорогу, и не столько по влечению, сколько по расчету, поприще врача он предпочел другим, чтобы не отчаиваться в будущем, по крайней мере в куске хлеба, и поступил в Московскую медико-хирургическую академию.
Как бы то ни было, но поэтическое призвание Кольцова было решено и сознано им самим. Непосредственное стремление его натуры преодолело все препятствия. Это был поэт по призванию, по натуре, – и препятствия могли не охладить, а только дать его поэтическому стремлению еще большую энергию. Прасол, верхом на лошади гоняющий скот с одного поля на другое, по колена в крови присутствующий, при резании, или, лучше сказать, при бойне скота; прикащик, стоящий на базаре у возов с салом, – и мечтающий о любви, о дружбе, о внутренних поэтических движениях души, о природе, о судьбе человека, о тайнах жизни и смерти, мучимый и скорбями растерзанного сердца и умственными сомнениями, и в то же время, деятельный член действительности, среди которой поставлен, смышленый и бойкий русский торговец, который продает, покупает, бранится и дружится бог знает с кем, торгуется из копейки и пускает в ход все пружины мелкого торгашества, которых внутренне отвращается как мерзости: какая картина, какая судьба, какой человек!.. Возвращаясь домой, он встречает не ласку, не привет, а грубое, дикое невежество, которое никак не может простить ему того, что он хочет быть, человеком и, в этом отношении, уже резко отличился от невежественных животных в человеческом образе{16}. Но у него есть книги,
Много дум в голове,
Много в сердце огня! {17}—
и он закрывает глаза на грязную действительность, не замечает презрения, не видит ненависти. Презрение, ненависть!.. За что же?.. Кому он сделал зло, кого обидел? Не жертвует ли он лучшими своими чувствами, благороднейшими своими стремлениями этой грязной и сальной действительности, чтобы тяжким трудом и скучными хлопотами, в чуждой ему сфере способствовать материальному благосостоянию своего семейства{18}?