– Привет, – в ее голосе слышалась осторожная виноватость. – Как здоровье?
– Прекрасно! – Я как раз ходил по квартире, выбирая глазами, что взять с собой, а что выбросить. – У меня все отлично.
– М-м, рада за тебя… Я вот что… Мне нужно вещи забрать. Я без тебя не хотела…
– Я уже больше месяца дома. Почему сегодня?
– Ну, надо когда-нибудь. – Она стала терять виноватость. – Так что, мне можно приехать?
Я сделал паузу, давая понять, что сомневаюсь, а потом неохотно разрешил:
– Приезжай. – И еще после паузы: – Замок тот же, а ключ у тебя, надеюсь, остался.
– А тебя разве не будет?
– Нет.
– Гм… Мне неудобно.
«Что неудобно? Хлам свой в багажник самой стаскивать?» Но вслух я сказал другое:
– У меня срочное дело. Через десять минут ухожу.
Я подождал, что она ответит; Наталья молчала, и я закончил:
– В общем, квартира в твоем распоряжении.
Положил трубку, быстро оделся и спустился на улицу.
Некоторое время стоял во дворе за тополем – хотелось увидеть, как она подъедет, как выйдет из машины… Я представлял ее изменившейся за эти полтора месяца – постаревшей, дерганой. Не хотелось верить, что без меня ей стало лучше… Да и на машину тянуло глянуть – соскучился по этому «фордику»… и вообще по автомобилю… Как только подкопятся деньги, надо о машине подумать. Что-нибудь недорогое и приличное.
Наталья не появлялась. Я замерз и направился в сторону метро «Беговая». Шел дворами, опасаясь, что жена заметит меня, проезжая по Хорошевке, остановит и уговорит вернуться домой. Придется общаться, а самое неприятное – помогать в выносе вещей.
Возле метро было уютное кафе, где подавали настоящие, с мангала, шашлыки. Я любил иногда там посидеть. Зашел и сейчас. Заказал порцию шашлыка с картошкой фри, двести граммов водки и стакан томатного сока.
Пока ждал еду и выпивку, а потом, когда ел и выпивал, все крутил в голове мысль, что вот неспроста Наталья позвонила именно в эти выходные, накануне моего переезда… Да, стопроцентно узнала о покупке квартиры – и Руслану, и Максу я сказал об этом (Макс к тому же был моим поручителем перед банком), те, естественно, перетерли эту новость с женами, а жены, конечно, натрещали Наталье. И она заторопилась, а может, и почувствовала, что совершила ошибку, так со мной поступив.
Помню, меня залила самодовольная радость. Я представлял, как Наталья упрашивает принять ее обратно, говорит, что ее измена была помутнением рассудка, вымаливает прощение… Вот она сидит сейчас в однушке, которую мы снимали почти год, вещи не собирает, – наоборот, привезла то, что забрала тогда, уходя, – и ждет меня, чтобы проситься обратно.
Она плачет, но тихо, без рыданий. Грудь вздрагивает; длинные, обтянутые нитяными колготками ноги устало разъезжаются, но снять сапоги на высоком каблуке не решается. Сидит