«Человек бесконечно превосходит человека», – говорит Паскаль, поскольку начало его – в том «посещении Божием», которое несоизмеримо ни с чем человеческим. Так, всякая мысль рождается из предваряющего ее внутреннего звучания, как бы подсказывается словом, которое «настраивает» наше существо. Эта настроенность предшествует мысли и даже тому, что мы интуитивно обозначаем «душой». Она возникает в споре или согласии с тем Иным, которое неотъемлемо от нас. Мы живем, не замечая этого, во внимании и противлении Богу Живому… или к Его недремлющему противнику. Сердце есть «поле битвы», как вслед за святыми Отцами угадал Достоевский, то есть область вынесения решений, и человек обладает в ней полной свободой выбора, которой он ежемгновенно пользуется, ничего даже не делая, лишь мысля, вспоминая, существуя.
Жизнь в Боге означает сознательное пользование свободой, прозревающей к Его присутствию, открывающей слух к Его голосу. Свобода всегда заключает в себе возможность делать со своим слухом и зрением все, что мы сочтем нужным. И потому идея жизни, обходящаяся без Бога, иногда достаточно зрячая, чтобы увидеть, что существование намагничено некой энергией, бывает готова «восславить» дар свободы почти как проклятие. В сущности, мы приговорены к свободе, как говорит Сартр, и если попытаться заново прочитать эту мысль, мы убедимся, что речь идет именно о приговоре оставаться лицом к лицу с Тем, Кто, будучи внутри нас, остается радикально Иным. Чаще всего мы предпочитаем уклоняться от этой прямой встречи как с Богом, так и с Его противником, пытаясь остаться «над схваткой». Самое распространенное явление в человеческой истории – «бегство от сердца», по аналогии с «бегством от свободы», если вспомнить знаменитую формулу Эриха Фромма, хотя и совершенно в другом смысле. Но побег никогда не удается, потому что никакой человек не в силах освободиться от того сокровенного, пребывающего внутри него, где живет Невместимый небом небес, не желающий его оставлять…
Это «со-пребывание» означает, что Бог не остается прикованным к месту как некий сторонний наблюдатель. Это означает, что, существуя как Слово, Он не может в нас молчать. Будучи началом движения и самой жизни, Он не останавливается в Своем поиске и завоевании каждого сердца. Об этом поиске – с Его стороны, а вслед за тем и с нашей, человеческой, – свидетельствует опыт святых всей Церкви, как на Востоке, так и на Западе. Свет истинный, который просвещает всякого человека (Ин. 1, 9), не гаснет после нашего рождения, но живет во всяком, кто им просвещен. И мы на свой лад как-то откликаемся ему даже тогда, когда хотим его затоптать. Искра его вызывает в нас тоску об утраченном и вновь обещанном рае, и любой из людей, верующий или нет, хочет, чтобы это обетование исполнилось. Мы идем за ним, иногда вслепую, но иногда