– Например, от сексуальных домогательств?
– В любой другой ситуации ты уже душу вытряс бы из тех троих учителей.
Майло нахмурился и некоторое время молча ехал на юг, на бульваре Вентура свернул на запад и вырулил на Беверли-Глен.
– Значит, у каждого такой партнер, какого он заслуживает? И что это означает применительно ко мне и Рику?
– Рик – умный, обеспеченный, хорошо выглядит. Держу пари, что ты тоже считаешь себя красавцем, прячущимся под маской мрачного полицейского-ирландца.
– Не чаще раза в месяц, – усмехнулся Майло. – А что под своей маской чувствует Рик, для меня вообще загадка.
Пикап Робин стоял у входа. Сама Робин была в студии – небольшой постройке позади дома, где она вытачивала корпус мандолины. Еловая стружка покрывала пол у ее ног мягким кремовым ковром. Бланш нашла местечко поудобней и закопалась там в стружку.
Как Элиза Фримен – в замороженную углекислоту.
В студии пахло хвойным лесом после дождика.
Волной нахлынули воспоминания. Я снова шел по лесочку позади маленького домика в Миссури. Я снова был ребенком, растерянным и испуганным, выскочившим из дома, потому что мама заперлась в своей комнате, а пьяный отец продолжает бушевать.
И я надеялся, что наконец потеряюсь навсегда.
Я улыбнулся и поцеловал Робин. Она отложила стамеску и принялась разминать пальцы:
– Ты вовремя, я как раз закончила.
Корпус был гладкий, округлый, со слегка выгнутым животиком. Сразу понятно, почему мандолина – женского рода.
– Красота!
Робин постучала по еловой поверхности. В ответ раздался негромкий музыкальный звон.
– Музыка – она уже в дереве. Все, что от меня требуется – не навредить.
– Это относится к любому серьезному делу.
Мы перешли в дом, ненадолго задержавшись у прудика, чтобы покормить японских карпов. Бланш вертелась рядом, радуя взгляд своей странноватой, совершенно человеческой улыбкой.
За кофе я рассказал Робин про тело в сухом льду.
– Кто-то хотел показать, какой он холодный убийца? – высказала она предположение.
– Любопытная идея.
– Проведя день с деревом и стамеской, я начинаю мыслить символами.
Я рассказал ей про шефа. Она не удивилась.
– Политики – это низшая форма жизни.
– Шеф полиции – не выборная должность.
– Но он принадлежит к тем, кто во власти. Уже не микроб, хотя до уровня плесени ему еще расти и расти.
– Моя подружка – анархистка…
– Хотелось бы, – вздохнула Робин.
– Быть анархисткой?
– Хотелось бы, чтобы идеи анархии хоть как-то сочетались с реальностью.
Вечер я провел за компьютером, вводя разные фразы наподобие «виндзорская академия» в строку