Лотти еще раз посмотрела на Эдварда. Она скорее умерла бы, чем осталась в таком состоянии. Наверняка многие присяжные придерживались такого же мнения.
Мисс Паскал продолжила:
– «В результате полученной раны доктор Блоксхэм не может передвигаться и контролировать движения рук. Ему необходим круглосуточный уход. Его мышцы будут постепенно атрофироваться, пока он не окажется прикован к постели. В результате того, что доктор Блоксхэм потерял способность общаться, невозможно установить точно, находится ли он в сознании и насколько понимает, что происходит вокруг. Он может испытывать боль и осознавать, что с ним произошло, не имея возможности выразить страдание или дискомфорт».
Мисс Паскал закончила чтение и отложила документ.
– Пристав раздаст фотографии, на которые присяжные могут ссылаться, рассматривая доказательства этого дела.
По рядам присяжных начали передавать синие папки. Лотти положила свою папку перед собой, но открывать не стала.
– К сожалению, на мой взгляд, – продолжала обвинитель, – эти фотографии недостаточно точно отражают масштаб полученных травм, поэтому, ваша честь, я хочу попросить вашего разрешения присяжным подойти к пострадавшему, чтобы лично осмотреть их.
– О боже, – пробормотал студент Джек. – Пожалуйста, скажите, что она шутит!
Лотти полностью разделяла его мнение. Одно дело – выслушать мнение эксперта и увидеть пострадавшего издалека, и совсем другое – подойти к нему и осмотреть нанесенные увечья.
– Это необычная просьба, мисс Паскал, – заметила судья.
– Фотографии не дают панорамного обзора раны, – сказала мисс Паскал. – Чтобы в полной мере оценить силу и направление удара, присяжные должны увидеть ее лично.
Судья кивнула, и пристав жестами пригласил присяжных встать, подойти к мистеру Блоксхэму и обойти вокруг него. Первой к сидевшему в инвалидной коляске телу медленно двинулась Табита. Все внимательно наблюдали за ее реакцией, и Лотти подумала, что она все-таки молодец, потому что пока ее лицо сохраняло нейтральное выражение. Однако, когда Табита приблизилась к доктору Блоксхэму и посмотрела на рану, ее рот приоткрылся и губы сложились так, словно она беззвучно воскликнула: «О!» За Табитой, склонив голову и сжимая в руках платок, пошел Грегори. В зале было ужасно жарко. Потом настала очередь Джен, которая, прикусив нижнюю губу, дрожала. Потом пошел, высоко держа голову, Пэн, а за ним – все остальные. Никто, кроме Гарта с татуировками, не задержался около инвалида надолго. Он же потратил неприлично