Опавшие листья. Василий Розанов

по-видимому). Тут именно сословная страшная разница; другой мир, «другая кожа», «другая шкура». Но нельзя ничего понять, если припишешь зависти (было бы слишком просто): тут именно непонимание в смысле невозможности усвоения. «Весь мир другой: – его, и – мой». С Рцы (дворянин) мы понимали же друг друга с ¹/₂ слова, с намека; но он был беден, как и я, «не нужен в мире», как и я (себя чувствовал). Вот эта «ненужность», «отшвырнутость» от мира ужасно соединяет, и «страшно все сразу становится понятно»; и люди не на словах становятся братья.

* * *

      История не есть ли чудовищное другое лицо, которое проглатывает людей себе в пищу, нисколько не думая о их счастье. Не интересуясь им?

      Не есть ли мы – «я» в «Я»?

      Как все страшно и безжалостно устроено.

      (в лесу).

* * *

      Есть ли жалость в мире? Красота – да, смысл – да. Но жалость?

      Звезды жалеют ли? Мать – жалеет и да будет она выше звезд.

      (в лесу).

* * *

      Жалость – в маленьком. Вот почему я люблю маленькое.

      (в лесу).

* * *

      Писательство есть Рок. Писательство есть fatum. Писательство есть несчастие.

      (3 мая 1912 г.).

      …и, может быть, только от этого писателей нельзя судить страшным судом… Строгим-то их все-таки следует судить.

      (4 мая 1912 г.).

* * *

      1 р. 50 к.

      – Я тебе, деточка, переложу подушку к ногам. А то от горячей печи голова разболится.

      – Хорошо, папа. Но поставь стул (к изголовью).

      Поставил.

      И, улыбаясь, поднялась и, вынув что-то из-под подушки, бросила на решетку стула серебряный рубль.

      – Я буду на него смотреть.

      Я уже догадался: «рубль» мамочка дала, чтобы было «терпеливее» лежать.

      Больна. 11 или 12 лет.

      Варя в саду так и старается. Метлой больше себя сметает по дорожкам и перед балконом листья, бумажки и всякий сор, – чтобы бросить в яму.

      – Хорошо, Варя.

      Подняла голову. Вся красивая. Волосы как лен. Огромные серые глаза, с прелестью вечного недоумения в них, подпольного проказничества, и смелости. И чудный (от работы) румянец на щеках.

      13 лет.

      Это она зарабатывает свой полтинник.

      Больная мама говорит мне с кушетки:

      – Ну, все-таки и моцион на воздухе.

      Трем удовольствие, и всего обошлось в 1 р. 50 к.

      Варю Таня (старшая, с нею в одной школе) зовет «белый коняшка» или «белый конек». Она в самом деле похожа на жеребеночка. Вся большая, веселая, энергичная, – и от белых волос и белого цвета кожи ее прозвали «белым конем».

      Это когда-то давно-давно, когда все были крошечные и в училища еще ни одна не поступала, – я купил, увидя на окне кондитерской на Знаменской (была страстная неделя) зверьков из папье-маше. Купил слона, жирафу и зебру. И принес домой, вынул «секретно» из-под пальто и сказал:

      – Выбирайте себе по одному, но такого зверя, чтобы он был похож на взявшего.

      Они, минуту смотря,