– Это не работа, это купи-продай! – кричал отец. – Ты не работяга, ты спекулянт!
Николаю было тогда уже больше 15 лет, поэтому он не промолчал.
– Папа, это всего-навсего рыночная экономика! – сказал он. Отец дал ему подзатыльник. Не то чтобы этот подзатыльник перевернул весь внутренний мир Николая. Но именно после этого отец все чаще стал казаться ему сварливым старичком – и это при том, что отцу было всего лишь за сорок.
К окончанию школы Николай имел что-то вроде небольшого бизнеса – он торговал автозапчастями. Кругом автомастерские специализировались на иномарках, и только Николай, едва ли не единственный, сделал ставку на отечественный автопром.
У отца был «Москвич-412» – когда-то новый и даже в какой-то степени модный, а ко второй половине 90-х дышащий на ладан. Глядя на него, Николай как-то раз подумал, что такая развалюха в городе далеко не одна, и их хозяева тоже хотят ездить. На запчастях для этого утиля он и зарабатывал.
Николай по-прежнему все заработанное отдавал матери – так был научен. Однако мать принимала деньги с таким испуганным лицом, будто участвовала в антиправительственном заговоре. Николай видел, что никакого хода эти деньги не имеют – ни еды, ни одежды мать не покупала, боясь, что отец начнет выяснять, с каких это доходов вдруг такая роскошь.
Жизнью с родителями Николай тяготился все больше. В последнем классе школы он понял, что из родного города надо уезжать. В одном из соседних городов оказался техникум, где учили на автомехаников. Кроме того, при техникуме имелось общежитие, там платили стипендию, а по утрам ученикам даже давали завтрак. Грядкин, впрочем, полагал, что и в этом городе есть старые «Москвичи», и на свой кусок хлеба он уж точно заработает.
Когда он заявил, что уезжает, дома был скандал. Мама плакала.
– Я тебе запрещаю, слышишь, запрещаю, даже думать об отъезде! – как-то картинно кричал отец. – В институт поступай, в институт! Если ты так любишь все эти железки, так иди в политех, кто же против. Но мозги должны работать, а не руки! Ты чего же, собираешься всю жизнь в этом, как его, солидоле возиться?!
– Пап, я собираюсь жить… – ответил Грядкин. – Просто жить. А для жизни нужны деньги. И я их заработаю.
– Как?! Как? – вскричал отец. – Что значит – заработаю? Опять торговать? Пойдешь в торгаши – чтобы ноги твоей в нашем доме не было!
Настала тишина. Отец то ли думал, не перегнул ли палку, то ли надеялся, что Николай сейчас одумается и начнет распаковывать чемодан. Но тут отец увидел, что у сына как-то странно загорелись глаза. Лицо у Николая вообще было странное – вроде ничего такого, но иногда он становился похож то ли на религиозного фанатика, то ли на мужика со старого советского плаката «Помоги голодающим!», на котором изможденный человек смотрит куда-то вдаль отчаянными глазами. С этими глазами он поднял с пола чемодан и сказал:
– Не будет.
После этого он вышел. Мать рванула было за ним, но отец схватил