Позор был полный. За занавесом взревел баян и зазвенели детские голоса. Дома я продемонстрировал родителям номер во всем блеске своего умения. Я был нервный ребенок. Публика меня шокировала. Я ощущал свою ей чужеродность, но жажду успеха понял как истину, страстно, через не могу.
5. Ужас театра жизни
Я был нервный ребенок. Такой нервный, что когда приходило время ехать в отпуск на Запад – накануне у меня прыгала температура в 39°.
Родители чернели лицами. Единственный терапевт был в гарнизонном госпитале. Ближайший педиатр – в районной больнице. Они рассматривали анализы и рентгеновские снимки, щупали желёзки и слушали легкие – и разводили руками. Неясный диагноз особенно тревожен… А дороги – неделя на поезде. Лайнеры еще не летали, авиация была относительная.
Лучшие доктора-практики на свете – это старые земские и армейские врачи, съевшие зубы и потерявшие волосы на всеобъемной низовой работе в глубинке, и не сделавшие карьеры по причине отсутствия амбиций и слабости к бабам и выпивке. Они плевали на трафареты.
В полку был такой вольнонаемный старичок, нюхнувший лазарету еще чуть не в русско-японскую.
Он заглянул мне под веки, постукал прыгнувшие коленки и проследил, как розовеет на коже мраморный след от проведения ручкой зеркальца.
– Нервный какой у вас мальчонка, – сказал он с каким-то игривым одобрением. – Прямо артист. Переживает все, да? Балуете? Истерики бывают? Вообще не плачет? Ну, ты, конечно, герой, но вы это зря, нельзя же все внутри держать, лучше уж выпороть иногда, но пусть поорет. Что? Ничем не болен, езжайте спокойно, не будет у него утром никакой температуры. Боже мой, чему теперь учат, это обычный нервический припадок, впечатлительный мальчик переживает будущее путешествие. Вы что, Тургенева не читали, Толстого не читали?
В тот год отпуск отцу дали зимой, и мы поехали в родной Ленинград. Курьерский «Москва – Пекин», купейные билеты оплачиваются, настольные лампы под абажурами и пепельницы над диванами.
И вот любимого, первого и пока единственного внука ленинградская бабушка повела впервые в жизни в театр. Это был знаменитый театр марионеток Деммени, угол Садовой и Невского. Бабушка достала билеты во второй ряд середина и надела чернобурку и какой-то охрененный перстень. Она была жена профессора и полковника. Я был в матросочке и уже менее жиртрест – полным весом я их не опозорил.
Давали «Мальчик-с-пальчик». И чем-то эта хренотень вызвала у меня опасения с самого начала. Я сказочку-то помнил. Там людоед людей жрал в ночном лесу. Этот сюжет не показался мне развлекательным.
Я поделился опасениями с бабушкой, и она со странным легкомыслием успокоила, что все это куклы, маленькие, деревянные, и ничего страшного не будет.
Для начала в зале погас свет и стало темно. Мне сделалось не по себе.
Потом раздвинулся занавес – и ни фига там были не куклы!!! Там был здоровенный дядька и здоровенная тетка, и они