Князь велел ему сесть поодаль на диван и чубук приказал ему дать и спросил, что нового.
– Мало нового, владыко мой! все старое, – сказал Хаджи. – Одно только есть новое: привезли трех девушек из черкесских дальних гор. Одной 16 лет, другой 15, а третьей 14. У одной волосы чорные, как сталь блестят, у другой как лен, а у третьей красные, как огонь. У черноволосой глаза голубые, а у белокурой глаза чорные, а у третьей, рыжей, такие зеленые, как смарагд. Я таких и не видывал. Имя первой Гюзель, то есть красивая, вторую зовут Назик – нежная, а третью Тюрлю-Тюрлю – разная-разная, потому что она очень любопытная и разные вещи знает, чтобы веселить и смешить человека.
Повернулся к нему князь и велел ему еще поближе к себе сесть и другой чубук приказал ему подать, золотом весь оплетенный, с большим янтарем, который был жемчугом окружен снизу.
А Хаджи продолжал:
– И ножки у них у всех трех малы и вогнуты в ступне хорошо. Я водой ноги им мочил и мокрыми ногами на пол их ставил и увидал, что ножки их в подъеме высоки и не плоски. И ночью спят они не храпят и покорны сердцем. Гюзель из них на тамбуре играет, Назик песни поет, а Тюрлю-Тюрлю пляшет искусно, бряцая серебряными звонками.
Князь опять задумался и сказал Хаджи:
– Которую выбрать?
– Не выбирай, господин мой милостивый… Зачем тебе выбирать? Выберешь ты ту, которая пляшет, без песни и без тамбуры как она будет плясать? Выберешь одну тамбуру без песни и пляски, – один звон пустой без слов для души и без очей услаждения будешь слышать. Выберешь песельницу одну, – надоест тебе и она. Не выбирай, они все для тебя приготовлены… Прими от раба твоего смиренный дар и не гневайся…
– Приму, – сказал князь.
Послали тотчас за девушками, и когда подняли на дверях больших занавес, то вошли они разом все три в эти двери, – одна чорная, с голубыми очами, другая белокурая, с чорными, и третья рыжая, огненная, лучше всех, с очами, смарагду подобными; одна в пурпуровой одежде с золотом, другая в голубой с серебром, а третья в светло-зеленой с серебром и золотом вместе. Гюзель тотчас же села на ковер и играть на тамбуре стала; Назик песню запела:
Скажи, о скажи мне, прекрасная птичка… Скажи, соловей мой вечерний… Есть ли на свете всем князь молодой Храбрее льва разъяренного, и змея мудрее, И голубя кротче, и розы душистей, И крепче железа, и звезд пресветлее?.. – Я его вижу! – сказал соловей.
А Тюрлю-Тюрлю, приподняв руки с серебряными звонками и загнув назад голову, топнула слегка ногой и еще не успела плясать начать, как князь уже обратился с радостью и любовью к Хаджи-Дмитрию и сказал ему:
– Друже мой, проси ты у меня, чего хочет сердце твое, я все исполню, но проси разумного и возможного, дабы я и вперед тебе верил… Ты не человек,