Он вытянулся на песке. Вздрогнул длинно. Глаза странно остыли, рука упала с Танюшкиной ноги на песок – бесшумно. Вторая рука тоже сползла, открыв рану, но та уже не кровоточила.
Я подумал еще раз, как он мог плыть с такой дырой.
Танюшка заплакала навзрыд.
Белый снег,
Серый лед,
На растрескавшейся земле…
Покрывалом лоскутным на ней —
Город в дорожной петле…
А над городом плывут облака,
Закрывая солнечный свет.
А над городом желтый дым…
Городу две тысячи лет,
прожитых под светом звезды
по имени Солнце…
И две тысячи лет —
Война!
Война без особых причин.
Война – дело молодых,
Лекарство против морщин.
Красная-красная кровь
Через час – уже просто земля,
Через два – на ней цветы и трава,
Через три она снова жива
и согрета лучами звезды
по имени Солнце…
И мы знаем,
Что так было всегда,
Что судьбою больше любим,
Кто живет по законам другим
И кому умирать молодым…
Он не помнит слова «да» и слова «нет»,
Он не помнит ни чинов, ни имен,
Он способен дотянуться до звезд,
Не считая, что это сон,
и упасть опаленным Звездой
по имени Солнце…[4]
Мы с Танюшкой похоронили неизвестного русского мальчишку тут же, под берегом. Оттащили его туда… Сперва я потащил за ноги, но Танюшка вдруг закричала, продолжая плакать, что я фашист и зверь, что она меня ненавидит, и, не переставая всхлипывать, перехватила тело под мышки и помогла дотащить так, чтобы не моталась голова. Я нашел плоский камень и выцарапал на нем одним из метательных ножей:
– Таня, какое сегодня число?! – окликнул я девчонку, что-то искавшую дальше по берегу. Она отмахнулась. Я сосредоточился, припоминая… и вдруг с испугом понял, что не помню этого, сбился!!! Двадцать шестое?! Двадцать седьмое?! Двадцать пятое?! Кажется, двадцать шестое… Я выцарапал дальше:
Танюшка принесла охапку какой-то травы. Сказала, глядя в другую сторону – на реку.
– Вот… это чтобы песок не на лицо…
…Я обрушил часть берега и положил сверху камень. Какие-то обрывки мыслей и слов крутились каруселью в мозгу, как осенние листья, вскинутые ветром. Песок был сырой, но сох на глазах, становясь не отличимым от общего фона берега.
Вот и все.
– Олег, извини, – попросила Танюшка, – я гадости тебе кричала…
– Ничего, – коротко отозвался я.
– Обними меня, пожалуйста, – жалобно сказала она, – мне страшно.
Я положил левую руку ей на плечи. Не обнял, а именно положил, без каких-то мыслей. Да и Танюшка,