Подняв глаза над своими молитвенно сложенными руками, я встретилась взглядом с Колумом и улыбкой дала ему понять, что оценила самообладание его отпрыска. Он подавил собственную улыбку и с серьезным лицом кивком поблагодарил сына, промолвив:
– Хорошо сказано, мальчик. Передай, пожалуйста, хлеб.
Разговоры за столом в основном ограничивались просьбами передать то или другое блюдо, ибо каждый пришел для того, чтобы как следует поесть. У меня аппетит отсутствовал, частью по причине ошеломляющих обстоятельств, а частью потому, что селедки мне не хотелось. Но баранина была недурна, а хлеб – свежий, хрустящий – просто восхитителен, причем его можно было есть со свежим несоленым маслом.
– Надеюсь, мистер Мактевиш чувствует себя лучше, – вставила я свое слово во время краткого перерыва в еде. – Я что-то не видела его здесь.
– Мактевиш?
Тонкие брови Летиции взлетели вверх над округлившимися голубыми глазами.
Я скорее почувствовала, нежели увидела, как Дугал поднял голову.
– Молодой Джейми, – бросил он отрывисто и снова вернулся к бараньей кости, которую держал в руках.
– Джейми? С ним что-то случилось?
На круглощеком лице Летиции появилось беспокойное выражение.
– Всего-навсего царапина, дорогая моя, – успокоил ее Колум и обратился к брату: – Но где же он, Дугал?
Мне показалось, что в темных глазах мелькнуло подозрение. Дугал пожал плечами, не поднимая глаз от своей тарелки.
– Я его послал в конюшню помочь старику Алеку управиться с лошадьми. Кажется, это его любимое место, так что все в порядке.
Теперь Дугал поднял наконец голову и посмотрел брату в глаза.
– Может быть, у тебя были насчет него другие намерения?
На лице у Колума явно отразилось какое-то сомнение.
– В конюшню? Да, понятно. Ты ему так доверяешь?
Дугал тщательно вытер рукой губы и потянулся за куском хлеба.
– Решай сам, Колум, если ты не согласен с моим распоряжением, – сказал он.
Губы Колума крепко сжались на мгновение, но он ответил:
– Да нет, я думаю, он там вполне справится.
И вернулся к трапезе.
У меня были некоторые сомнения насчет того, является ли конюшня подходящим местопребыванием для человека с огнестрельным ранением, однако я сочла неуместным высказывать их в этом обществе. Про себя я решила наутро отыскать молодого человека и расспросить его, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке.
От пудинга я отказалась и принесла извинения, ссылаясь на усталость, что отнюдь не было притворством. Я была так измотана, что почти не обратила внимания на слова Колума:
– Спокойной вам ночи, миссис Бошан, завтра утром я попрошу кого-нибудь привести вас на прием.
Одна из служанок, заметив, как я ощупью пробираюсь по коридору, сжалилась надо мной и проводила со свечой до самой моей комнаты. Этой свечой она зажгла одну из тех, что