Я оглядел сквозь широкие дребезжащие стекла потемневшую землю. И заметил, что на севере, низко над горизонтом, появилась большущая бледная луна. Она казалась полупрозрачной и плыла за поездом, как мыльный пузырь. Мне хотелось посмотреть, как луна станет набирать яркость. Но появился Мерцалов и рыкнул:
– Спать пора…
– Ефрем Зотович, а можно мне здесь поспать? Кресло же откидное, будто койка…
Конечно, он сказал:
– Порассуждай еще! Сейчас я тебе сделаю «откидное»…
Диваны в купе были уже застелены. Я сел, расшнуровал и со стуком сбросил ботинки. Мерцалов скривился:
– Носки заверни в газету и спрячь подальше, они у тебя воняют.
Он врал, носки у меня были чистые, это от его растоптанных шлепанцев несло кислятиной. Но разве поспоришь… Я убрал газетный сверток в чемоданчик, вынул запасные носки – назавтра. Потом разделся, сказал «спокойной ночи, Ефрем Зотович, спокойной ночи, Империя» (так полагалось по уставу) и улегся под хрустящее свежим пододеяльником покрывало. Носом к диванной спинке. Стал представлять, как наливается желтым светом и поднимается в зеленеющее небо круглая луна. Она была очень близкая – отодвинь стекло, высуни руку, и сможешь дотянуться…
Проснулся я среди ночи. Пахло шлепанцами Мерцалова и пивом из его нутра. Сам он покряхтывал, посапывал. Вагон трясло на рельсовых стыках. Мне очень было надо в туалет. Я сунул в ботинки босые ноги и, не одеваясь, выскользнул в коридор. Сходил, двинулся обратно. Застекленная часть вагона была наполнена лунным излучением, как аквариум искрящейся водой. И я прошел мимо купе – до своего привычного кресла. Сбросил ботинки, забрался с ногами. Посижу чуть-чуть, Мерцалов ничего не узнает…
Луна была теперь не такая большая, как вечером, зато сияла, будто прожектор. Высвечивала в небе облачные выпуклости и провалы, а на земле – закоулки проплывающих деревень и русла бликующих речек. Я стал думать, что эти водяные блики – не на мелких речках, а на поверхности залива у города Лисса. Словно поезд огибает бухту, где расположена гавань и чернеют на фоне воды и неба мачты с огоньками… А может, лоцмана Битт-Боя врачи все же спасут от смертельной болезни?..
… – Вот ты где окопался, кретин! Кто тебе разрешил?!
За стеклами сияло утро. Мерцалов нависал надо мной. Я только сейчас заметил, что лицо его в мелких рябинках, а цвет кожи – как у оберточной бумаги. Цвет глаз такой же…
Я вскочил.
– Господин воспитатель, я в туалет… а потом… я сам не знаю как… Подумал: гляну только на луну…
– П-поэтическая натура, – выдохнул Мерцалов и рыгнул.
– Может, у меня лунатизм? – жалобно сказал я, надеясь превратить дело в шутку.
– А ну, пошли. Сейчас я вылечу тебя от лунатизма…
Я побрел за ним. Было похоже, что получу пару оплеух. Но Мерцалов отыскал среди брякающих на столике бутылок одну, не совсем пустую, вылакал остатки и подобрел.
– Думаешь, мне жалко,