Рядом с водилой – куцый, невыразительный мужчинка с красными слюнявыми губами. Смотрит на водилу-кавказца подобострастно, преданно, с собачьей ласковостью.
– Еще метров пятьдесят, – пыхтит похмельно, дыша перегаром и чесноком. – Ну и туманище – ни хрена не видать!
– Слыш, Валык, а ты спьяну ашыбыться нэ мог? – крючконосый ему, не оборачиваясь.
– Да что ты! Еще на прошлой неделе памятник этот засек. Дважды ходил, измерял… А главное, родственников у покойников этих никого не осталось!
Сообщил ханыга о родственниках, кашлянул и отвернулся – как человек, который не слишком убедительно врет.
Плывет огромная машина в тумане, противотуманными фарами дорогу освещая. Лежат волосатые клешни кавказца-водилы на руле. А Валик Кучинский – это он рядом сидит, тот самый любитель халявы, который вчера вечером так некстати Ивана Зарубина опознал, – все время головой по сторонам вертит.
Мало кто в нашем городе знает о побочном промысле Валика.
Даже в ментовке, где он добровольным стукачом подвизается, и то не догадываются. Да и сам Кучинский о своем маленьком промысле распространяться не желает, потому как за такие дела у нас побить могут, и даже до смерти. А промысел этот такой: в свободное от работы время (а оно все свободное) лазит Кучинский по городским кладбищам, выискивает могилы бесхозные с надгробьями побогаче. А отыскав что-нибудь подходящее, бежит на Климовку, в дагестанскую фирму «Ритуал», и докладывает: мол, отыскал классный памятник белого мрамора, могила запущена. Дагестанцы, по своим каналам родственников покойника пробив, отправляются на кладбище и оценивают находку, после чего отстегивают следопыту за наводку.
Вертит Кучинский головой быстро-быстро, будто она у него на шарнирах.
– Стоп, стоп! Приехали! – радостно. – Вон за тем деревом тормози…
Открыл Валик дверку, на влажную траву спрыгнул.
Водила-дагестанец – за ним.
Подошли к обелиску красного гранита, сверились – верно, тот самый памятник, который наводчик пару дней назад показывал.
Неухожена могила. По всему видно – давно тут людей не было. Калитка металлическая землей заплыла. На холмиках крапива в человеческий рост да мусор.
На красном граните – два фотоснимка.
Слева – пожилая женщина с уставшим лицом. Справа – моложавый мужчина.
И надписи: «Зарубина Мария Васильевна, 1932–2002». «Зарубин Алексей Иванович, 1935–2007».
7
Возвышается на главной кладбищенской аллейке «Урал». Желтый свет фар в тумане растворяется. Двое мужиков из тех, что в кузове приехали, уже в ограде суетятся. Грязными сапожищами по холмикам могильным топчутся, дисковой пилой-болгаркой металлические штыри спиливают, которыми памятник к цементной подушке крепится. Третий в кузове подъемный механизм разворачивает. Визжит пила-болгарка взбесившейся бор-машиной, сыплют в пожухлую траву синие искры. Один штырь перепилили, второй, третий…
А водила-дагестанец, который в группе захвата