Пойду плясать,
Прикушу я губку,
Комиссарские штаны
Перешью на юбку.
В пару Алене вышел дезертир Афоня Недоёный. Форсисто одернул лопнувший по швам, выменянный на картошку фрак. Из-под фрака – вышитая рубашка, огневой запал. Что есть силы огрел себя по ляжкам, фыркнул, заржал и в пляс.
– Э-э-э-э-э-э, шпарь, Аленка!..
Загудела старая раскольничья изба, застонали матицы… Пол гляди-гляди провалится… Из-под лакировок – дым… Мальчишки в визге, уссались со смеху, того и гляди пупы развяжутся.
– Гоп, гоп!.. Рвай-давай!..
Афонька зубы лошадиные оскалил, накатило на парня, взыграла окаянная сила, цапнул Аленку за грудь:
– Яблочко, медовой налив!
Глянула девка, ровно варом плеснула:
– Не замай!
А ну, ходи, потолок,
Дрыгай, потолочина,
Коммунисты, не форсите,
Пока не колочены…
– Дуй, Фонька!
– Ух, ух!..
– Распахнись, душа! Пошла, Аленушка!
С улицы по окошку: динь-нь… дзень-нь…
Собаки кинулись.
– Бей, можжи!
– Бабоньки…
Бабы шарахнулись от окошек.
– Девоньки!..
Дзень-нь…
С улицы чья-то черная рука стала выдирать раму.
– Матушки… За нашу добродетель…
– Где топор? Сватушка…
Дверь расхлебянили.
Кому надо, вывалились в сени, на двор. Наскоро похватали чего под руку попало и на улицу.
На завалинок упал на колени Танёк-Пронёк и неверными, вихлявыми ударами крестит колом рамы, рычит:
– Пряники-то съела, а ночевать-то не пришла?.. Празднички, гуляночки?.. Отродье ваше…
– Дно вышибем!
– Бей, сватушка, бей, чтоб не́ жил!
– Глуши!
Хрясть
хлобысть
хмысть
буц
бяк
чак
хмок.
Пинками Танька́-Пронька́ катили от порядка до самой дороги.
Улицей, как нахлыстанный, бежал Степка Ежик и вопил:
– Гришка… Микишка… Наших бьют!
На крыльцо поповского дома выскочил дежурный красноармеец ванякинского продотряда, послушал крики, пальнул разок из винтовки вверх и, закурив, вернулся в горницу.
– Чего там? – спросил Ванякин с полатей.
– Драка, пьяные…
Продотряд был разбросан по волости. В Хомутове с комиссаром оставалось четыре человека.
Не успел дежурный докурить цигарку, как поповский дом был окружен грозно гудящей толпой.
– Со двора, со двора заходи, чтоб не убежали, – слышались голоса, – огня давайте!
«Восстание, – подумал Ванякин, спрыгивая с полатей, зубы его ляскнули. – Пропали».
За окнами – головы в шапках и без шапок, над головами – колья, вилы, косы, дула охотничьих ружей…
Из распахнутых пастей лился слитный рев:
– Сдавайся!..
– Выходи,