Филипп высказал менее мрачное предположение:
– А может, этот латинянин, прослышав, что Симоне имеет дар прорицателя, хочет выведать у него свою судьбу? Например, узнать, повезет ли ему в Кафе или лучше вернуться обратно?
– Да, эти чужеземные оборванцы едут сюда в поисках легкой добычи, надеются разбогатеть, – хмыкнул Варадат, посматривая на Марину. – Может, он попросит отшельника поколдовать, приворожить к нему какую-нибудь богатую кафинскую вдовушку. А что? В латинском квартале Вонитика есть одна такая. Муж у нее был старый богатый купец, недавно умер, а она теперь ягодка хоть куда: собой хороша и с большим приданым. Говорят, к ней пират Лука Тариго пытался найти подход, но она его отвергла. Ну а этот Донато, видно, решил действовать похитрей, с помощью колдовских чар.
– Да зачем ему колдовать? – пожал плечами Филипп, питавший скрытую неприязнь к чванливому Варадату. – Такой статный красавец, как Донато, и без всякого колдовства достигнет успеха. Лука против него неказист.
– Много ты понимаешь в красоте, конюх! – перебил его Варадат. – Думаешь, если Андроник когда-то повозил тебя по свету, так ты уже стал ученым человеком? То, что нравится тебе, совсем необязательно привлечет благородную госпожу.
Раздражение Марины против «жениха» нашло выход в ее язвительном вопросе:
– А почему тебе самому, Варадат, не жениться на этой «благородной» вдовушке? Ты соединил бы свое состояние с ее приданым, и вы бы стали одними из богатейших супругов в Кафе.
– Как ты… как ты можешь говорить такое?.. – растерялся Варадат. – Да у меня и в мыслях не было присматривать другую невесту, кроме тебя!
– Ну и напрасно, я тебе этого не запрещаю! – заявила Марина и, слегка ударив лошадь по бокам, выехала вперед, оторвавшись от своих спутников.
Мысленно она провожала глазами двух латинян, скачущих по дороге в Отузы, и снова жалела, что выбрала другой путь. Судьбе угодно было лишь на короткие минуты сталкивать ее с Донато, – как будто для того, чтобы разжечь в ней любопытство, которым Марина и без того отличалась, а после встречи с чем-то загадочным и непонятным оно в ней всегда удваивалось. Сейчас таким загадочным и непонятным существом был для нее чужестранец Донато, который вел себя с нею на редкость сдержанно и непроницаемо, хотя во взгляде его жгучих черных глаз угадывалась натура живая и страстная. Марине хотелось верить, что и Донато хоть немного думает о ней.
Возможно, он и думал о славянской красавице, но внешне это никак не выражалось. Донато почти не откликался на те шутливые замечания, которые Бартоло отпускал по адресу только что встреченных путников. Лишь когда генуэзец прямо спросил его, какого он мнения о невесте Варадата, римлянин, пожав плечами, ответил:
– Она слишком хороша для своего жениха. Будет несчастьем для нее, если судьба их все-таки соединит.
– Ну почему же? – возразил Бартоло. – У нее – красота, у него – деньги. Такие сделки часто