Покончив с вопросом, у кого будет жить канадская родственница, наметили настоящий сценарий ее встречи. Правда, точного времени приезда тетки Михайлины в Криницы никто не знал: из львовского отделения «Интуриста» сообщили неопределенно – будет к обеду. Встретить решили торжественно, у околицы села. Отправились туда в полдень.
Крутила поземка, мороз стоял под двадцать градусов. Согревались на ледяном ветру притопыванием и прихлопыванием. Кто-то даже предложил разжечь костер. Но тут на дороге показалась черная «Волга». Не сбавляя хода, она промчалась мимо встречающих, которые закричали шоферу, замахали руками. Тот затормозил, подал назад.
И точно, в машине сидела тетя Михайлина. Ее узнали по ранее присланным фотографиям.
«Волгу» обступили со всех сторон. Какой там сценарий, о нем враз забыли! Каждому хотелось протиснуться поближе.
Первым из машины выбрался молодой мужчина в короткой дубленке. За ним вышла гостья, растерянная и взволнованная. Она была в шубе из искусственного меха, в меховой шапке с козырьком. На груди тети Михайлины висели фотоаппарат и кинокамера.
– Дорогу!.. Дорогу! – распорядилась Василина Ничипоровна. – Дайте пройти Гриню Петровичу!
Все расступились. Сторожук, неся на расшитом рушнике каравай и солонку с солью, подошел к гостье.
– Дорогая тетя Михайлина! – произнес он осевшим от волнения голосом. – Добро пожаловать на родную землю.
У Михайлины Остаповны задрожали губы, на глазах показались слезы.
– Гринь, неужели!.. – только и проговорила она.
А Сторожук переминался с ноги на ногу, совал тетке каравай. Та наконец поняла, что от нее требуется, отломила кусочек хлеба, макнула в соль и положила в рот. Кто-то принял из рук Гриня Петровича символ гостеприимства и хлебосольства. Тетка бросилась на шею к племяннику и заплакала. Он совершенно растерялся, гладил ее по спине и приговаривал:
– Ну будет, будет…
– Не верится… – отстранилась от него гостья. – Всю жизнь ждала этого часа.
Она оглянулась, словно что-то ища, затем опустилась на колени, взяла горсть снега и приложила ко рту.
И все поняли: будь земля голая, тетя Михайлина поцеловала бы ее.
Женщины зашмыгали, кто-то всхлипнул. Гринь Петрович бережно поднял тетку и начал было представлять родственников.
– Потом, дома! – остановила его Василина Ничипоровна. – А то совсем заморозим дорогую гостью.
Та и впрямь здорово озябла в синтетической шубе: губы посинели, пальцы еле шевелились. И все же, прежде чем сесть в машину, она несколько раз щелкнула фотоаппаратом, запечатлев на память эту трогательную встречу.
В «Волгу» подсели Гринь Петрович и председатель колхоза.
Молодой человек оказался переводчиком из «Интуриста», звали его Лев Владимирович. Но его помощь не понадобилась: разговор шел на украинском языке. Правда, тетя Михайлина изъяснялась