– Легко говорить, – возразил Геррик. – Я вижу, вы и сами не очень-то много написали.
– При чем тут я? – вырвалось у капитана. Голос его был не громче шепота, но очень взволнованный. – Что вы обо мне знаете? Если бы вы командовали лучшим барком, какой выходил из Портленда, если бы вы валялись пьяный на койке, когда барк налетел на рифы в Группе четырнадцати островов, и, вместо того чтобы там остаться и потонуть, вылезли бы на палубу, и отдавали пьяные распоряжения, и загубили бы шесть душ, тогда бы вы имели право говорить! Вот так, – сказал он уже спокойнее, – такова моя история, теперь вы ее знаете. Недурно для отца семейства. Погибли пятеро мужчин и одна женщина. Да, на борту находилась женщина, хотя ей нечего там было делать. Наверное, я отправил ее прямо в ад, если есть такое место. Домой я так и не показал глаз, жена с малышами переехала в Англию к своему отцу. Даже не знаю, что с ними, – добавил он с горечью.
– Благодарю вас, капитан, – сказал Геррик. – Вы мне теперь еще симпатичнее.
Отводя глаза, они коротко и крепко пожали друг другу руки, и нежность переполнила их сердца.
– Итак, ребятки, снова за вранье! – сказал капитан.
– Отца я не буду трогать, – отозвался Геррик, криво улыбаясь. – Из двух зол выберу свою милую.
Вот что он написал:
«Эмма, я начал писать отцу, но зачеркнул, потому что, пожалуй, проще написать тебе. Это мое прощание со всеми, последнее известие о недостойном друге и сыне. Я потерпел крах, я сломлен и опозорен. Я живу под чужим именем. Тебе придется со всей твоей мягкостью поведать об этом отцу. Я сам во всем виноват. Я знаю, захоти я – и мог бы преуспеть, и все же, клянусь тебе, я пытался захотеть. Невыносимо, что ты будешь думать, будто я не пытался. Ведь я всех вас люблю, в этом уж ты не должна сомневаться, именно ты. Я любил постоянно и неизменно, но чего стоила моя любовь? Чего стоил я сам? Я не обладал мужеством рядового клерка, не умел работать, чтобы заслужить тебя. Теперь я тебя потерял и даже способен радоваться этому: для тебя это к лучшему. Когда ты впервые появилась у нас в доме, – помнишь ли ты те дни, я так хочу, чтобы ты их не забывала, – тогда ты знала меня в мою лучшую пору, знала все лучшее, что есть во мне. Помнишь тот день, когда я взял твою руку и не отпускал ее, и тот день, когда мы глядели с моста Бэттерси на баржу и я начал рассказывать одну из своих дурацких историй, а потом вдруг сказал, что люблю тебя? Тогда было начало, а сейчас, здесь, – конец. Когда прочтешь письмо, обойди и поцелуй всех за меня на прощание – отца и мать, братьев и сестер, одного за другим, и бедного дядюшку. Попроси их всех забыть меня и забудь сама. Поверни в двери ключ, не пускай обратно воспоминаний обо мне, покончи с призраком, который выдавал себя за живого человека и мужчину и похитил твою любовь. Все время, пока я пишу, меня мучает презрение к себе: я бы должен сообщить, что я благополучен и счастлив и ни в чем не нуждаюсь. Не то чтобы я хорошо зарабатывал – в таком случае я послал бы вам денег, – но обо мне заботятся, у меня есть