– Что за человек! – растроганный виконт театральным жестом смахнул со щеки воображаемую слезу. – Что за щедрость! Я и сам мог бы оплатить хоть ящик этого пойла, но коли тебе хочется быть благодетелем, почему не доставить удовольствие хорошему человеку? Тебе, видно, нравятся мои истории, да?
– Ну, пока мы не услышали ни одной истории, – Лузиньяк невинно пожал плечами. – Так, треп пьяного неудачника.
– Ах, вот, значит, как! – виконт в возмущении вскочил на ноги, но тут голова у него закружилась, и он снова опустился на стул. – Значит, я – пьяный неудачник?! Значит, по-твоему, мне и рассказать-то нечего?! Ну, слушай! Слушайте все!
Он саданул кулаком по зеленому сукну, привлекая всеобщее внимание, которое и без того было полностью поглощено им.
– Я видел здесь Дантона, того самого великого Дантона, чей голос громыхал с трибуны Конвента и Якобинского клуба. Проигрывая, он изрыгал здесь те же площадные проклятья, что и на пути на эшафот. А проигрывал он часто. Сперва ставил по двадцать-тридцать ливров, затем перешел на сотни, а в момент своей наивысшей славы дошел до тысяч. Он всегда проигрывал, а через пару дней возвращался с карманами, полными денег. Ничего удивительного, что его в итоге обвинили в коррупции!
Рассказчик умолк, но лишь на мгновение, понадобившееся ему, чтобы промочить горло.
– Неси еще! – крикнул он, опорожнив бокал. – Везунчик платит! – и заговорщически подмигнул Лузиньяку, который ответил коротким кивком на вопросительный взгляд официанта. – А однажды, – продолжал виконт все более заплетающимся языком, – за пару месяцев до штурма Бастилии, здесь появился молодой человек, совсем мальчик, стройный, красивый, очень бойкий и крайне тще… – он неприятно икнул, – …славный. Он играл не много, но каждый раз делал ставки с таким видом, словно сама его жизнь зависела от поворота рулетки. На вид ему было не больше семнадцати, но он заверял, что ему скоро двадцать два, а когда его поднимали на смех, обижался и клялся, что мы скоро о нем услышим. И точно, услышали, – виконт криво усмехнулся и сделал короткий глоток вина, выхватив бокал прямо из рук официанта. – И про свои двадцать два он не наврал, ведь через три года вошел в число депутатов Конвента, а избирательный возраст у нас – двадцать пять лет. Что до того, что мы о нем услышим… Услышали, да еще как услышали, черт бы его поб… – он снова икнул и устремил помутневший взгляд на сидевшего напротив Лузиньяка, единственного, кто слушал пьяные речи виконта с напряженным вниманием, точно старался выгравировать в памяти каждое сказанное им слово. – Ведь звали его Луи Антуан Сен-Жюст! Правда, тогда он очень настаивал на маленьком де перед своей фамилией. Это самое де вместе с его миловидной физиономией с ума сводило актрисулек, что вечно крутятся в Пале-Рояле в поисках богатого ухажера или просто бесплатного развлечения. Они так и вились вокруг… вокруг него… – рассказчик вдруг сник, будто забыл, о чем говорил, и вопросительно посмотрел на Лузиньяка, явно ожидая от него подсказки.
– Ну,